Array Антология - В начале всех миров

Это Адам, ему шестнадцать. Поразительно хмур и груб.
Не умеющий улыбаться, коренастый, как старый дуб.
Бесконечно сутулый, тихий. Прячет сбитый кулак в карман,
А в кармане такое лихо…
– Уголовник и наркоман! —
Говорят про него соседи,
– Беспризорник! Пройдоха! Вор!
По сугробам и гололеди он приходит в знакомый двор.
По оплеванным гребням лестниц на привычный пустой чердак:
В этом самом надежном месте нет ни голода, ни собак.
Лихо фыркает, шерсть взъерошив, раздувает свои бока,
Вместо снежных холодных крошек – миска вкусного молока,
Мягкой кучей лежат матрацы, пахнет сыростью и теплом…
Это Адам, ему шестнадцать. «Забияка и костолом»
Гладит серую шубку Лиха и бормочет себе под нос:
– Тихо, маленький. Тихо, тихо! Я забрал тебя и принес.
Слышишь, кроха? Даю поруку: я – твой самый надежный щит.

Лихо тычется носом в руку и, посапывая, урчит.

Как будто начинается с нуля
Простой отсчет и набирает скорость.
Ты – огненные крылья сентября,
Я – дождевая ласковая морось.

И в вышину взвивается спираль,
Витками опоясывая время.
Ты – ледяной заснеженный февраль,
Я – первые весенние капели.

Из года в год, из века в новый век
Ведут слова, плетут стихи и песни.
Исчезнет время, сгинет человек —
И мир родится вновь.

И мы воскреснем.

Распускается ржа на железных опорах мостов,
А река все течет – день, и сто дней, и тысяча сто.
Урожай разобрали, повешен замок на амбар…
Растворяется в небе холодном кухонный угар,

А река все течет на восток…

Бессонница задохнулась, закашлялась, ты заснул.
Хребтами глядятся крыши в редеющей темноте.
Не так ты живешь, настолько не так, что хоть караул
Кричи. Караул устал – в нем тоже,
Похоже, стоят не те.

Рассвет белокурой мутью по краю обвел окно.
Ах, как бы получше время для жизни тебе избрать?
Ты спишь, но смотри – пожалуй,
Это как раз оно:
Рассвет, никого, и солнце
Бриллиантом в пятьсот карат.

Чудесный день расцвел чудесной ночью,
А за полночь созрели семена.
Дыханье рек, кирпичная стена,
И камень под ногами – так непрочен,
Здесь все стремится оползнем сойти,
Но держится пока. Свети, свети,
Луна, ты нынче плохо мне видна!

Развилка водяных путей спокойна.
Друзья-мосты, скрепляйте берега!
Когда б не вы, была бы так легка
Прогулка меж фронтонов и понтонов?
Вот ключ к невыхожденью из себя:
Иди туда, где, трепетно любя
Всех шляющихся, стыло спит река,

И – с нею будь, до ломоты в лодыжках.
Обратно – столько же. Железные цветы
Кивнут тебе головками, но ты,
Конечно, спишешь это на подвижки
Свои, а не на пульс особняка…
Потом одна закончится река,
А на другой как раз сведут мосты.

Погода шепчет, ноет и поет,
Как одинокий зуб, торчит на крыше флюгер.
А у реки, где летом вертолет
Садится на бетон, как птица в руки —
Свистит, и хриплый колокольный звон
Заталкивает в горло колокольне.
В ладоши хлопает с восторгом мокрый клен,
Как нищий, в щель за выступленьем сольным
Следящий и не смеющий войти.
И – в брызгах пресноводные пути,
И высоки мосты, как лоб собора,
И густо ветер тянет: «Скоро, скоро
В снег превратятся здешние дожди».