Анатолий (Джордж) Гуницкий - Осторожно! Играет «Аквариум»!

Потому что там, на примате, репетировал «Аквариум».

Студент-медик Николай Хлебович, причастный к тому, что Боб смог взять в руки, а потом и играть на настоящей электрогитаре, жил неподалеку от Первого медицинского, а одним из его соседей по здоровенному, многоквартирному, сталинско-кировско-ворошиловско-буденненовско-калининско-ждановскому тристаэтажному дому, с пятнадцатиметровыми потолками был Жак Волощук. Жак учился в Политехе и в должный час стал играть на басу в группе «Пикник». Когда Жак играл в «Пикнике», то там тогда еще не было Эдмунда Шклярского. Говорить – размышлять – рассуждать – думать про «Пикник» без Шклярского столь же нелепо, как про «Алису» без Кинчева (хотя ведь бывало и такое!), про «ДДТ» без Шевчука или про «Аквариум» без Гребенщикова. Но неугомонный вспоминатель Джордж заметил, что бывали, точно бывали и такие странные времена, когда Шклярский в самом деле еще не играл в «Пикнике». Более того, Эдмунд как бы только намеревался играть в «Аквариуме», причем в качестве бас-гитариста. Это информация может показаться чрезвычайно неправдоподобной, но тем не менее это чистая и даже сухая правда.

Джордж, например, помнит, как он вместе с Бобом поехал в гости к Эдмунду, который жил на Гражданском проспекте. Да и теперь вроде бы там живет. А выйти на Эдмунда – то есть познакомиться с ним – вступить в контакт – пообщаться – побеседовать – побазарить – закорешиться помог знакомый Джорджа и Боба Ярослав Шклярский, который был двоюродным братом Эдмунда. «Аквариум» в то время только-только еще начинался. У Ярослава также была своя команда, она именовалась «2001» и базировалась в Горном институте. По иронии судьбы – хотя никакой иронии а этом нет, и только законченный идиот сочтет полным иронии тот факт, что пятнадцать тысяч лет спустя в Горном трудился, в свободное от «Аквариума» время, классический аквариумный бас-гитарист Михаил Борисович Файнштейн. Иногда также известный в отечественных рок-кругах под лейблом Васильев. Однако – sorry, Михаил! – вовсе не про Васильева-Файнштейна сейчас песня поется.

Не без удовольствия заныривая в достаточно глубокие воды своего и аквариумного прошлого, Джордж поневоле обратил внимание на некоторую относительность разных архивно-исторических сведений, которыми время от времени потчуют публику почтенные рок-н-ролльные архивариусы. Нет-нет, Джордж абсолютно – совершенно – ни в коей мере – ни капельки – ничуть не пытался никогда опорочить честный труд этих людей; правда, его самого никогда в чисто исторические реки – воды – озера – протоки никогда не тянуло. Все же он давным-давно заметил – увидел – обратил внимание – просек, что многое в исторических изысканиях не совсем соответствует тому, чему оно типа – как бы – вроде должно соответствовать.

Взять хотя бы все тот же «Аквариум».

Да, он только начинался.

Не было ничего – ни инструментов, ни музыкантов.

Денег, естественно, тоже не было. Не было ничего и никого, кроме Боба и Джорджа.

И некоторого количества песен. Количество которых постоянно увеличивалось. Как выяснилось впоследствии, для начала этого оказалось достаточно.

Однако вернемся к джорджевским заныриваниям в прошлое и к некоторым несоответствиям, случайно им обнаруженным в так называемых исторических изысканиях. Не то что бы их было дико много, нет, не в этом дело, однако когда человек читает что-либо про свое прошлое (в данном случае таким человеком оказался Джордж), то даже какие-то мелкие факты энд неточности его пусть и не удручают особенно, но и не радуют. Да и к тому же все очень серьезно и эдак концептуально-вдумчиво бывает написано. Читать, конечно, можно. Даже интересно читать. Узнаешь о своей жизни, о себе самом массу любопытных деталей. Причем те люди – авторы – сочинители – исследователи – аналитики – историки – теоретики – писатели – обобщители – журналисты – концептуалисты и прочие – они ведь все понимают. Они – свои ребята, прекрасно отлично знающие что, откуда, куда и зачем. Но только одной штуки – вещицы – малости – они знать не могут никак. Особенно в контексте «Аквариума», который, как известно, в семидесятые годы только начинался.

«Ну а чего же они не знают?» – зачем-то спросите или подумаете вы, читающие сейчас это сочинение – странное – немного одиозное – несколько загадочное – безусловно, не лишенное противоречий – постоянно все сдвигающее с места – явно не прожеванное до полной кондиции мозговыми зубами – и построенное, в сущности, на каких-то не слишком очевидных размышлениях…