Наталья Галкина - Забытый раёк - книга стихов

С любовью из горней страны назывной,
где умбра с лазурью в палитре одной,
где взгляд, точно голубя, даль приняла,
мечту голубятни, два сизых крыла,
где на фисгармонии что ни играй,
всё Бах Иоганн да потерянный рай.

Прощай, мастерских городская гряда,
притворства волна докатилась сюда,
дельцы от искусства, бездельников понт,
гламурный гостиничный «евроремонт»,
начетчик с фамилией Несдоброво.
Но жизнь воплощается из ничего.

Плыви, натюрморт, по воздушной реке
в Лапуте ночной, перелетном Райке,
пейзаж, проступай на воздусях ведут,
тебя вытесняют, а ты тут как тут,
и в здешнем тумане, что зрячим открыт,
улыбка портрета, как прежде, парит.

Художник неведом и ходит пешком,
гуляет с ним муза, с любимым дружком,
быльем поросло, а опять за свое,
он дарит ей розу и пишет ее.
И сызнова бродит по векам ея
то оторопь быта, то свет бытия.

В надмирном окне, растворенном во сне,
забытый раёк, вспоминай обо мне!

тает сахар дня
вскрыты вены нефти

саранча дискотек
поедает время

подари мне
колечко с чароитом

слепи мне китайцев

стану расставлять на столе
цветные фигурки
меньше мизинца

Старый актер умер.
Должно быть,
в ушах его звучали
и мои аплодисменты
давности двадцатилетней.
И он унес их с собою.

Вся в бликах солнечных таверна,
плутуют игроки, наверно,
богиня жуликов Лаверна
и бог Гермес;
то скарабеев разбирают,
то договоры расторгают,
то долг прощают наперед.
А уж во что они играют, —
кто разберет.

Капель протечек, дорожный глетчер —
всего-навсего шлейфа свей,
когда к вам является в дом под вечер
одна из знакомых фей.

Проснется душа, припомнив крестины,
настроясь на светлый лад;
три мышки,
три книжки,
всплеск ультрамарина,
утешительный шоколад.

Пройдя под арку,
судьбы подарки
с трофеями вне перемен:
Фея Сирени,
Фея Дарений
и эта по имени N.

Вот наконец приходит нежданный гость,
плащ с клетчатой подстежкой, ротанговая трость,
а с ним вместо собачки его любимый кот,
немыслимый пятнистый ловец-экзот,
подвалов откровенье и чердаков исход.

Париж вполне недостижим, а Ява далеко,
я подаю им кофий и молоко,
сухарики кошачьи, тост со сковороды,
тут главное — общенье, не до еды.

Нет в доме совиньона, клико, перно,
и гость глядит в окошко, а кот — в окно,
чуть теплится батарея, свет с печки бряк,
безумный телевизор заглох, пошляк.

Вот царствие земное, его углы,
влекущие верблюда в ушко иглы,
простор ночной ведуты вбирает зрак
да тополиный птичий ареопаг.

Мой книжный виноградник, таящий гроздь,
с улыбкою обходит незваный гость,
не вест и ост над крышей, а весть и ость;
а для кота весь город — сплошной сераль,
не зря преодолел он такую даль.

А когда метель закрутит белую юлу на льду,
стану гостьей запоздалой, на Галерную пойду.
Засыпает снег порталы, охмуряет на ходу.

То-то кружатся у Пряжки карнавальные дворы,
там скульптура обезьянки, тут крысенок из норы;
Снежевинка со Снегуркой притаились до поры.

Свет фонарный виден еле в вечер икс в квартале зет.
Что со мною в самом деле столько зим и столько лет,
что ж я шляюсь по метели, мне другого места нет.

Карту городскую кроет весь аркан всея аркад,
вьюга брезжит, ветер воет, ахает чердачный скат.
Но хозяева откроют, если в этот час не спят.