Объят могильной тишиною,
Стоит он опустевшим домом,
И с крыши прелая солома
Сползает, будто снег весною.
За окнами ночные тени
Мелькают, и хохочут тонко.
Ко мне идёшь. Скрипят ступени.
Я чувствую себя ребёнком.
Так обними меня за плечи,
Укрой меня от тёмных пугал.
Я, может быть, тебя придумал,
Но мне от этого не легче.
Не легче мне, что в этом мире,
Я поселил тебя, без спроса.
Глазами серыми своими,
Мне кажется, всё смотришь косо.
Не легче, что в моих владеньях,
Ты не живёшь, и не мечтаешь,
Лишь вздох печальный посылаешь,
Или мелькаешь лёгкой тенью…
Я хотел, ворвавшись, подхватить
На руки тебя, и закружить.
Но не в силах даже глаз поднять;
Люди между нами мельтешат.
Говорю тебе: — Давай уйдём,
Мы туда, где будем мы вдвоём.
Там тебе прочту свои стихи.
Ты согласна. В круговерть стихий
Мы уходим. Для тебя звучит
Первый, робкий лирики мотив.
Снежная тропинка так узка —
Не пройти вдвоём наверняка.
Я стою. Уходишь ты сквозь снег.
Я кричу: — Постой — тебе вослед.
Я люблю! — ты слышишь, или нет?
Слышу — говоришь ты мне в ответ.
Слышу, слышу, но уверен ты,
Что любовь твоя не плод мечты,
Не фантазии бредовой боль?
Ты уверен, что любовь с тобой?
Я уверен? Да, уверен я!
Мир, и ощущенье бытия
Подарила мне ты, поднесла,
Как птенцу заветных два крыла.
Я взлетел из глубины веков,
Где томился в цепких лапах снов.
Чтоб своё мне чувство объяснить,
Для тебя слова сложил в стихи.
Говоришь: — За что же меня так
Полюбить? Глупа я и пуста…
Нет, не верю я словам твоим,
Для меня ты весь заменишь мир.
Я не помню, как я раньше жил,
Пил и ел и спал, но не любил.
Сон от яви отличать я стал,
Лишь когда тебя я повстречал.
Никогда я не писал стихов,
Знать, водила ты моей рукой.
Слово, что в душе моей взросло,
Для тебя цветами проросло.
Мне открыла утром ты глаза —
Я пришёл тебе о том сказать.
Из меня уйдёшь ты — я усну.
Буду спать у вечности в плену.
Я в небесах вчера тебя увидел,
Где ты порхала вольной, певчей птицей,
И захотел, чтоб пела мне ты только.
Я сыру предложил тебе кусочек,
Не в мышеловке, в клетке золотой;
Ты пела, пока в клетку не попала.
Летать нельзя по клетке — крылья бьются;
На жердочке сидеть лишь остаётся —
И ты сложила крылышки свои.
А я хотел услышать снова голос,
Который с поднебесья доносился,
Пытался тебя холить и ласкать.
Но ты в углу печально — тихо села,
И только настороженно следила,
Как уходил и приходил я снова.
И, так и не услышав звонкий голос,
Я разлюбил тебя, и, не заботясь,
Забыл вчера я клетку запереть.
Проснувшись утром, вдруг услышал песню,
И, радостный, ворвался снова в клетку,
Но я тебя в ней больше не увидел.
А голос с поднебесья доносился,
Где ты порхала вольной, певчей птицей,
Расправив вольно крылышки свои.
Пускай я ухожу — тебе останется
Воспоминаний светлых ласковая боль.
Она была нелёгким испытанием —
Твоя, ко мне, безумная любовь.
Ты не погибнешь, нет, большою силою
Я наградил тебя, от щедрости своей.
Теперь ты сможешь всё, и только милою
Мне стать не сможешь — слёз своих не лей.
Знай, если я скажу слова убогие,
То никогда не буду уж поэтом.
В любви мне признавались очень многие.
Я, сам, всего лишь раз, открылся в этом.
Не думай обо мне — ведь жизнь проносится,
Как скорый поезд, пульсом по крови.
Всего лишь, жалкий я оруженосец,
В блестящей свите Рыцаря Любви.
«Пью студёную хрупкость снега…»
Пью студёную хрупкость снега…
Перелески, поля, холмы…
На пенёк, отдохнуть от бега,
Я присел, посреди зимы.
День прозрачен. Не облетела
В эту осень листва берёз.
Сочетание меди с белым
Неожиданней ярких роз.
Возвожу из сугробов башни,
Озорные песни пою —
Стройный лес, как надёжный стражник,
Охраняет страну мою.
Ярким солнцем проглянет лето,
Голубой бирюзой небес.
И, кораллами чёрных веток,
Обнажается ветром лес.
Читать дальше