Божена Мицкевич - Лепестками усыпанный вечер

Мне всё равно: равнодушны ко мне вы иль строги,

я растворяюсь в волнах, в синем ласковом море…

Обметало губы мне

и огнем пытают вены.

Ты явился мне во сне

Пастью огненной гиены.

Я бежать хотела в круг —

на полу очерчен мелом,

но из нежных твоих рук

выпорхнула птицей белой.

Полетела я в поля

на жнивьё, что стыло снегом.

Там топтались тополя,

как пред войском печенегов.

Там стога ловили свет,

отблеск летнего сияния.

Я дала тебе обет

нашего противостояния!

Лепестки на снегу, розы в белом снегу…

Я любить не могу иль не смею.

Я тебя не зову и рукой не маню,

я без слов, я молчу, я немею…

Ты как яркий цветок, что ушел под снега,

ты уже не живой и не мертвый.

Я тебя сохраняла сколько могла —

ты любви поцелуй полустертый…

Ангелы в белом, ангелы кружат…

Ты не во сне, наяву ты мне нужен.

Хлопают крыльями белые птицы,

падает снег на мои на ресницы.

Сон запоздалый, разума игры,

в вены впиваются красные иглы.

В сердце впивается мраморный холод,

трудно любить, если ты не молод…

Ночь на пороге, сегодня не спится,

Бьется в окно мне ангел как птица,

Может вырвет из сердца занозу

и превратит ее в алую розу…

Ангелы — белые крылья бьются,

а у любимых мечты остаются…

Пусть не сбылось, не исполнилось, всё же

мы так любили друг друга

до дрожи…

Таков закон —

ты мой дракон!

Дробить зубами сердце!

Меня увел из-за замков,

из-за закрытой дверцы.

Ты — бог огня!

Ты — ангел тьмы!

Мы вместе в звездном небе!

Ты отобрал жизнь у меня,

что на воде и хлебе.

Теперь пою!

Теперь люблю!

В огне горит душа!

Ты не бросай меня молю,

Ведь я, дракон, тебя люблю…

за море, за огней зарю

и за звезду на небе!

Она была безумно робкой, на носу очки,

берет в красную клетку,

синий шарф ни к чему и желтая сумка.

Она его не знала почти,

но смеялась, когда провожал переулком.

Разносились шаги гулко, гулко…

Он был практически ловелас,

много видел и много чувствовал,

он давно просто играл, делал пас,

в мире не жил, а скорее присутствовал.

Его шутки впрочем остроумны,

глаза сини,

бородка клином,

В мире птиц был бы павлином…

Старый город смущался право,

подставляя им новую улицу-линию,

Он хотел повернуть направо,

только город пахнул глицинией.

Оба замерли, плещут волны,

парапеты и крики чаек…

И дыханием воды черной,

старый город их обвенчает…

В прозрачной глади голубой

я утопаю прядью ивы,

ты позови меня с собой

свирелью с тонким переливом.

Ты позови меня с собой

воздушным взмахом вишен белых,

готова падать я с тобой,

как лепестки с губ неумелых.

Прозрачен воздух голубой

и плещет сонная криница,

готова я идти с тобой

туда, где разлилась зарница.

Ты позови и я приду,

на радость

или на беду…

Пустой вагон, курю, закашлялась, остыла…

Так, черт возьми, что это было?

Неужто шутит так судьба —

тебя в попутчики послала!

Тебя, которого так ждала

я много долгих лет любя…

Пустой вагон, несётся даль,

ведь ты меня уже предал:

тогда давно, когда один ты был

до судорог любим!

Теперь все миф, пустая трата слов,

И не пытай меня!

Ушла любовь!

Лимон струится тонким серпантином,

из гжели голубой дымится чай.

Я укрываю плечи палантином

и забываю всю свою печаль.

Минута счастья, тайного блаженства,

плывет волнами мятная истома.

Пью чай и понимаю совершенство

минут, что задержали меня дома.

Моя хандра, моя тоска, моя депрессия,

Падает из облака белая грусть.

Мне для жизненного равновесия

Наливает стакан горечи, пусть…

Я люблю с горчинкой кофе,

И с горчинкой люблю шоколад,

Я в горечи почти профи,

Её знаю любой расклад.

Сыпь побольше, потолще слоем

Намазывай горький яд.

Пусть хандра, да не станет горем,