Божена Мицкевич - Лепестками усыпанный вечер

я жила, я играла с огнем.

И внутри меня тот же взгляд,

той девчонки …Лет сто назад

обжигать она так умела

только взглядом, а словом не смела,

слишком робкой она была,

все ждала она чуда, ждала…

А теперь вот уже не ждет —

просто тихо внутри живет.

Бывает любовь и бывают разлуки,

а жизнь она что, лишь слепая причуда…

Бывает играет с тобою от скуки,

и в щеку целует — вот просто Иуда!

Тебе приглашения в жизнь ведь не слали,

а просто втолкнули из темного мрака.

Вот жизнь и учила, что вечная драка

за эти мгновенья и есть наша жизнь…

Тебе приглашенье назад присылают:

ушедшие близкие в ласковых снах,

болезни звоночком в руках обжигают,

и жизнь улетает на сильных парах.

Вот что наша жизнь, лишь слепая причуда,

лишь отблеск незримый великих чудес.

Пришли ниоткуда, уйдем в ниоткуда,

и снова вернемся мы каплями в лес…

иль бризом морским, или просто травой,

вернемся с тобой в этот мир…

мы с тобой…

Мои крылья цвета мела,

а твои чернее ночи,

ты шутил, что я умела,

в душу проникать сквозь очи.

Ты чернее ночи самой,

убегал всегда с рассветом,

я всегда была упрямой

и не верила в приметы.

Встречи строго на восходе:

белое венчает с черным

круговерть, идет в природе

всё в кружочек заключённым.

Мои крылья как закаты,

а твои все как рассветы.

Мы с тобой не виноваты,

что любовью отогреты.

Мы с тобой не виноваты,

что летать умеем смело,

и латаем мы заплаты

на ранения умело.

Твои крылья цветы моря,

а мои как гальки россыпь,

мы с тобой хлебнули горя,

мы разлуки знаем поступь.

И пока нас гонят ветры

к облакам все выше в небо,

мы с тобой почти бессмертны

под лучами солнца Феба.

Забавно сидеть на пороге,

пить чай и смотреть в облака.

Улитки плывут… осьминоги

и пишет мне август — пока!

Чаинки кружатся устало,

льет солнце прощально на просинь,

моргнула и лета не стало,

моргнула — ну здравствуй, уж осень!

У синего моря, в лагуне зеленой сегодня штормит,

я лезу на скалы, я пальцы разбила, саднит.

Волна, как цунами, догнать меня норовит,

твое сердце камень, и камень этот гранит.

Ты выше и выше, я вверх иду за тобой,

а дальше нет сил. Уж, послушай прибой

нам страстные ритмы в ракушки трубит,

летит альбатрос без разбора в небо в зенит.

В лагуне песчаной грохочет вода,

В тебя влюблена я сквозь время, года

не стерли ту ярость и страх на скале,

терпеть я готова, без слов, забыв о нытье.

Мне только бы видеть тебя проводник,

как вверх ты шагаешь, подняв воротник,

как такт отбиваешь сильной левой рукой,

и в волны бросаешь ты мой одинокий покой.

У синего моря, в зеленой лагуне штиль,

была ли то сказка, была ли то быль?

Но синее небо, как те шальные глаза,

напомнят о прошлом и катится уж слеза.

Лагуна осталась, осталась скала и гранит,

но только любимый мне верность, увы, не хранит.

И прошлое смолкой бежит по колючей сосне,

печально любимый, печально так мне…

Перегорело лето в жухлую листву,

в дожди и одинокие скамейки.

Перегорело в южную хурму,

в капли воды, скользящие как змейки.

Как будет воздух листьями горчить,

корицей пахнуть и немного кофе,

нам осени печаль возьмется облегчить,

хмельной напиток в древнем штофе.

Прогулки поздние, последние лучи,

пронзят каштанов влажные аллеи.

Мы бродим за руку и мы молчим,

и, как не странно, мне теплее.

Перегорело лето, не беда! Для нас

еще раскрасится в саду рябина.

И кленов золото порадует наш глаз,

и иней упадет белей жасмина.

Хочешь я буду черным котом

листья в саду ворошить?

— Да я хочу, а потом?

— А потом, буду тебе служить.

Стану на страже твоих ворот,

огнем зеленеют глазки,

у меня будет жесткий набор квот,

да еще приворотные сказки.

Только цепи не надо, мне нужен дуб,

чтоб лежать на его ветвях,

и к тебе не пройдет, кто душою груб,

пусть потопчется там: в сенях.

Этот стражник — магический черный кот,

будет ночью с тобой и днем…

— А давай будет всё наоборот!