Татьяна Абрамова - Без покаяния

Смеялась и гоготала,
Топтала и наезжала,
Брюзжала и
кровь лакала,
И всё же
ей было мало…
ТОЛПА!
Распни! —
кричала.

Была же сера,
как серость,
Пред ней
мне уже не пелось,
Седая, немудрая седость,
Младая, недобрая младость.
Им зрелище было в радость.
Распни! —
гоготали толпы
На первой его ГОЛГОФЕ!
Жара…
И страстная седмица,
И тело его в
гробнице,
Не видит?!
Мрачны их лица,
А что по челу
струится?
— ТОЛПА! -ЖЕСТОКОЙ была и
ПЬЯНОЙ,
Собакой цепной, окаянной,
Прокаженной была, бестыжей,
Развратной, уродиной рыжей,
Золотым и холёным отродьем,
Бросавшим в меня перья-копья,
Стрелявшим мне в спину,
В затылок,
Вместо хлеба,
дающей обмылок…
Мне оскомой сводило скулы,
Мне истомой давило губы…
Но, — РАСПНИ! —
гоготали толпы,
У креста на его ГОЛГОФЕ…

Твоя плащаница застыла от крови,
Её не отмыть, и останутся пятна,
Её не стереть… Снова сдвинуты брови,
А силы умножатся десятикратно.

И нет уже жизней, распятых напрасно?
Но капли дождя солоны так в ненастье
От крови?.. От пота?..
В мольбе ежечасной
Пусть подняты руки…
Фрагменты — на части,

На мелкую пыль,
И сжигается пепел…
Нам страшно, Иисусе, но мы снова верим,
Твоя плащаница застыла от крови,
А ты всё идёшь нас пытать сей любовью.

И снова в зрачках отражается пламя,
Горящее ровно, дотла, без обмана…
Укрой нас, о, Господи, ты плащаницей,
Дай силы в прощении не ошибиться…

Ах, луна, луна!
Почему одна?
Почему одна,
Ах, луна, луна?

Ты скажи мне всё ж
И при свете дня,
И колышет рожь,
Так бледны уста?

Почему пуста
В ободке серпа?
Почему же грусть
На устах терпка?

Ах, луна, луна!
Почему одна,
И звенит струна
Неприкаянно…
Почему одна,
От отчаяния?

Ах, луна, луна!
И в висках тонка,
А судьба горька,
И лицом светла,
И серпом узка.

Ах, луна, луна!
Светом холодна…
Потому одна…
Ах, луна, луна!

А день мне зелёный,
наверно, поможет
Разбить эти путы
и цепи острожьи,
И смелого слова
раскольная жила
Сегодня мне муза
на стих положила.
И рвёт он все цепи,
гремит кандалами,
Он грезит свободой,
и мучаясь с нами.
И каменный идол
без неба сочувствий,
Разрывами времени
он обесчувствен,
Не видит, но каменной
плотью своей
Он рвёт мои цепи,
Бетонный Антей!

А эти дни развеет пеплом,
История не сложит мифы,
А в залах восседают кресла,
Из них нас делят только криво,

На белых, чёрных, в масках, в гриме,
На реки, на моря, на дамбы,
Строка не станет даже примой.
И что же, если бы, да, кабы…

А нас — жильцами в катакомбы,
Под слоем гумуса, в изгои…
И бродят там лишь только зомби,
И принцы… И принцессы крови…

А известняк… Он здесь крошится…
Но труд вложили мы недаром,
Там — наверху не застоится,
Отстроятся все божьи храмы.

Ручьём, рекой и в море канут,
Тысячелетьем нас разгонят.
Я видела в пещерах Данко…
Держал он сердце на ладонях!

Бояре в Думе заседали,
И всё народец наш ругали:
Ленив и пьян,
Дескать, Иван…
Но почему, светлейший сан,
Наш пьян Иван?

Бояре в Думе заседают,
Они его совсем не знают,
И им сегодня не с руки,
Набить бы туже кошельки.

И помнили бояре эти,
Как им вбивали на рассвете
Все наши гвозди в каблуки,
Чтоб было им всегда с руки
Вонзать в ладони каблуки.

Поклон святейшего Синода —
А на убийства нынче мода?

Как к богу нам не обратиться.
И с Благовеста голубица
Пусть прилетит в нашу столицу,
И осенит любовью к ближним
В прекрасном граде нашем Нижнем,
На Каме нашей, на Урале,
В Сибири светлой, на Байкале.

Как мы командира
себе выбирали,
Барана, взвалить
чтоб на плечи бараньи,
Чтоб был не худой и не толстый —
холёный!
Чтоб шкура была
у него не палёной!

И выбрали всё же
барана на славу,
Здоров он, как боров,
как бык,
он упрямый,
На том порешили,
на сём порешили…