Ханс Бёрли - Из современной норвежской поэзии

Мы существуем мечтой,

что чудо произойдет,

непременно произойдет:

что время откроется нам,

сердца откроются нам,

двери откроются нам,

горы откроются нам,

что родники заструятся,

что мечта откроется нам,

что однажды утром мы заскользим

на волнах, о которых не знали.

(Перевод Е. Аксельрод)

ХАНС БЕРЛИ родился в 1918 году в семье бедного арендатора, в маленькой усадьбе, затерянной среди лесов Хедмарка. С двенадцати лет он начал работать лесорубом вместе с отцом и старшими братьями, занятия в школе не препятствовали этому. Они велись так: ученики округи собирались в усадьбе одного из арендаторов, туда приезжал учитель и две недели занимался с ними. На следующие две недели ученики распускались по домам. Учебных пособий в школе почти не было. Берли рассказывал, например, что у них была только половина карты Норвегии, до Тронхейма, о существовании Северной Норвегии ученики узнали много позже. Все свободное время Берли трудился в лесу наравне со взрослыми лесорубами, жил с ними в бараке, где по вечерам при свете керосиновой лампы писал свои школьные сочинения.

Лес стал судьбой Берли - и местом, где он добывал средства к существованию, и источником вдохновения, и героем стихов. До 1981 года Берли ежедневно отправлялся в лес с пилой и топором, и только тяжелый инфаркт отлучил его от этой работы. В интервью, опубликованном 19 июля 1984 года в газете «Афтенпостен», Берли сказал: «Лес - это та действительность, которую я знаю. От леса я получал все, что мне было необходимо для поддержания жизни. Он питал и меня, и мое творчество». Не зря поэт писал, что его стихи «пили корнями силу и соки из каменистой почвы Фьеллскугена».

Именно потому, что Берли так хорошо знал лес, в годы немецкой оккупации он выполнял обязанности «пограничного лоцмана» - переправлял через шведскую границу норвежских беженцев, спасавшихся от преследований гитлеровцев.

«Многие не принимают всерьез мою работу в лесу, - сказал он в другом интервью. - Они считают, будто я прогуливаюсь по лесу, когда мне хочется оживить воображение. Сижу на пеньке, умильно гляжу на шишку и, как наседка цыплят, высиживаю стихи. Нет, на стихи в нашей стране не проживешь. Все эти годы я работал в лесу как каторжный и в то же время написал шестнадцать поэтических сборников...»

Только поэзия, которую Берли видел во всем, что его окружало, помогала ему выдерживать тяготы, связанные с трудом лесоруба. Он писал в стихотворении «Анемоны в тундре»:

Чувства мои

принюхиваются к миру,

словно лесной зверь.

Пьют живой запах

обнаженной сути

Творения.

И робкие слова

пробиваются в моей душе,

как анемоны в тундре.

Единственное счастье,

единственное блаженство

из всех мне известных.

В лесу ему являлись слова, которые были для него «точно горький вкус в сердце», там он понял, что лишь в человеческом сердце обретается милосердие и что будни вдруг могут обернуться к человеку праздничной стороной. Он видел, что родник - это «зеркало, в котором жизнь целует свое изображение пересохшими губами», что «шорохи леса - это мысли души, покинувшей оболочку и летящей по звездным тропинкам Вселенной», деревья, падающие под его топором, казались ему похожими на «изодранные знамена на редуте после неприятельского штурма», и каждый топор имел «неповторимый свой стальной профиль, который не спутать с прочими».

Берли никогда не работал за письменным столом, дома он лишь записывал стихи, сложенные им, пока он валил деревья или обрубал сучья, отдыхал у костра или шел по лесу. Нужные слова давались не так-то легко:

Случалось, ты находил верное слово, но

этот праздник длился недолго

и не мог насытить тебя,

так лисица, упорно разгребая наст,

хватает наконец тощую полевую мышь

и жадно глотает крохотный теплый комочек

среди белой вечности

зимнего голода.

(Перевод Ю. Вронского)

Берли сказал о себе: «Писать стихи было для меня единственным способом жить. Стихи были моей формой общения с внешним миром». И в них он рассказывал миру о том, что составляло смысл его жизни.

АНДРЕ БЬЕРКЕ (1918-1985), единственный из представленных здесь поэтов, всю жизнь был верным последователем и хранителем традиционных поэтических форм. Творчество его питалось классической норвежской и европейской поэзией, а также в большой степени норвежской народной поэзией. Веря в возрождение рифмованного стиха и полемизируя со сторонниками модернизма, которые отказывались от рифмы и размера, а нередко в безудержном словесном потоке теряли даже смысл, Бьерке не без сарказма писал: