Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

И ночною порой в жарком шепоте женщины тонет
Тихий плач проснувшегося в углу малыша.
И в руку, которая лупит ребенка, угодливо падает яблоко,
И собою довольная яблоня чудо как хороша.

Ах, как ярко горят глаза мальчишки,
Когда под отцовским ножом с перерезанным горлом на землю валится бык!
И как бурно вздымаются женские, детей вскормившие груди,
Когда полковые оркестры разносят маршей воинственный рык.

Ах, матери наши продажны, сыновья унижаются наши,
Ибо для моряков с обреченного судна любой островок благодать.
И умирающий одного только хочет: дожить до рассвета,
Третий крик петухов услыхать.

Наверное, это неправда,
Хоть мне твердила мать?
Себя испаскудишь и будешь не рада,
Ведь чистой уже не стать.
   Такого не бывает
   Со мной или с бельем ;
   Все пятна отмывает
   Рекой или ручьем .

В одиннадцать лет творила
Такое, что молвить — срам.
И плоть ублаготворила
К четырнадцати годам.
   Пусть грязь к белью пристала ,
   Но есть на то вода ,
   Чистехонькое стало ,
   Как девичья фата.

Я пала уже до предела,
Когда появился он,
И до небес смердела,
Как город Вавилон.
   Когда белье полощут ,
   Не надо рук жалеть ,
   Почувствуешь на ощупь ,
  Что начало белеть .

Когда меня обнял мой первый
И я обняла его,
Почувствовала, как со скверной
Рассталось мое существо.
   Вот так с бельем бывает ,
   Так было и со мной —
   Всю скверну отмывает
   Бегущею волной .

Но зря меня отмывали,
Пришли худые года,
И падлом и дрянью меня обзывали,
И падлом я стала тогда.
   От жмотства мало толка ,
   Им бабу не спасешь.
   Храни белье на полке —
   Оно грязнится все ж.

Но вечно не быть дурному,
И вновь явился другой.
И все у нас было совсем по-иному,
И вновь я стала иной.
   Его снесешь на реку ,
   Есть сода, ветер, свет ,
   Подаришь человеку —
   И грязи больше нет .

Что будет? — пусть меня спросят,
А я отвечу одно:
Уж если белье не износят:
Зазря пропадет оно.
   А станет вдруг непрочным ,
   Его река возьмет ,
   И заполощет в клочья .
   И так произойдет .

На пустой земле, где ветер лют,
Каждый поначалу наг и худ.
Зябко ждет, когда придет черед:
Женщина пеленкой обернет.

Не желал никто его, не звал
И за ним повозки не послал,
Был он неизвестен никому,
Но мужчина руку дал ему.

И с пустой земли, где ветер лют,
В струпьях и в коросте все уйдут.
Наконец, полюбят этот свет,
Если горсть земли им кинут вслед.

Когда из ваших вод вы вылезаете к ночи —
Ведь вы должны быть голы, а кожа упруга, —
Карабкайтесь тогда на большие деревья.
А небо должно быть белесым. А ветер дуть с юга.
Ищите тогда кроны, что черно и огромно
Колеблются вечером все тише и тише,
И ждите полночи в лиственной чаще.
И ужас вокруг и летучие мыши.

Кустарников тугие, жесткие листья
Вам спину корябают, поэтому лучше
Прижаться к стволу; ну так лезьте скорее,
Негромко кряхтя, на верхние сучья!
Прекрасно качаться на самой вершине,
Но только ее не толкайте стопою,
Прильните к верхушке, ведь дерево это
Сто лет качает ее над собою.

Бесцветным летом, когда ветры веют
Лишь поверху, свистя в высоких кронах,
Лежите тихо в реках и озерах,
Отмачивайтесь, как белье в затонах.
В воде легчает тело. И когда
Из речки в небо падает рука,
Ее легко качает слабый ветер,
Наверно, спутав с веткой лозняка.