Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

С глазами черней, чем омут речной,
В юбчонке с десятком заплаток,
Без ремесла, без гроша за душой,
Но с массой волос, что черной волной
Спускались до черных пяток,
   Явилась, дитя мое, Ханна Каш ,
   Что накалывала фраеров ,
   Пришла с ветрами и ушла, как мираж ,
   В саванну по воле ветров .

У нее ни туфель, ни пары белья,
Она даже молитвы не знала,
И серою кошкой, не имевшей жилья,
Занесло ее в город, в гущу гнилья,
Словно между дровами зажало.
   Она мыла посуду за малый баш ,
   Но не мылась сама дебела ,
   И все же, дитя мое, Ханна Каш
   Почище других была .

Как-то ночью пришла в матросский кабак
С глазами черней, чем омут,
И был там Дж. Кент среди прочих гуляк,
И с нею Джек-Нож покинул кабак,
Потому что чем-то был тронут.
   И когда Дж. Кент, беспутный апаш ,
   Чесался и щурил глаз ,
   Тогда, дитя мое, Ханна Каш
   Под взглядом его тряслась .

Они стали близки там, где рыба и дичь,
Там сошлись колеи их путей.
У них не было койки и дома, где жить.
И они не знали, где пищи добыть
И как называть детей.
   Но пусть ветер и снег впадают в раж ,
   Пусть саванну зальет потоп ,
   Все равно , дитя мое, Ханна Каш
   Будет мужа любить по гроб .

Шериф говорит: он подонок и мразь.
Молочница: кончит он худо.
Но она говорит: уж раз я взялась,
То пусть он будет подонок и мразь,
Он муж мой. И я с ним буду.
   И нету ей дела до драк и краж ,
   И простит она брехуна ,
   Ей важно, дитя мое, Ханне Каш ,
   Любит ли мужа она .

Там, где люлька стояла, — ни крыши, ни стен,
Их трепала беда постоянно,
Но за годом год они шли вместе с тем
Из города в лес, где ветер свистел,
За ветром дальше — в саванну.
   И так, как идешь, покуда не сдашь ,
   Сквозь ветер, туман и дым ,
   Так шла , дитя мое, Ханна Каш
   Вместе с мужем своим .

Хотя бы один воскресный денек,
Хоть пару приличной одежки,
Хотя бы один вишневый пирог,
Хотя бы пшеничной лепешки кусок
И вальс на губной гармошке!
   Но каждый день все тот же пейзаж ,
   И солнца нет из-за туч .
   Но все же, дитя мое, Ханна Каш
   Сияет порой, как луч .

Он рыбу крал, а она — соль,
Крала, ничуть не унизясь.
И когда она варила фасоль,
У него на коленях ребенок босой
Вслух читал катехизис.
   Полсотни лет — его верный страж ,
   Одна с ним душа и плоть .
   Такова, дитя мое, Ханна Каш ,
   И да воздаст ей господь.

Тогда при голубой луне сентябрьской,
Под сливою, под юным деревцом,
Я бледную любовь в руках баюкал,
Я обнимал ее, как милый сон.
А наверху, в прекрасном летнем небе,
Стояло долго облако одно,
И было белым и необычайным,
Но поднял я глаза — и где оно?

И много лун проплыло вниз и мимо
С тех пор, и много утекло воды.
Наверное, и сливы те срубили,
А что с любовью — спрашиваешь ты.
Я отвечаю, что никак не вспомню,
Хоть знаю, что имеешь ты в виду.
Но, правда, я лица ее не помню.
Я помню больше: поцелуй в саду.

И поцелуй забыл бы я, наверно,
Когда б не это облако одно.
Оно — я знаю — было очень белым
И сверху опустилось к нам оно.
А может быть, цветут все те же сливы
И семерых растит моя мечта.
И все же облако цвело минуту,
Но глянул я — а в небе пустота.

Как две тыквы, сгнив, по теченью
Плывут на стебле одном
По желтой реке — они в карты
Коротали время вдвоем,
И стреляли в цель по желтым лунам,
И любились всем чертям назло:
   Столько ночей неразлучны были,
   И когда солнце пекло .

В зеленых кустарниках жестких,
Под небом паршивым, как пес,
Как финик прогорклый, каждый
К губам другого прирос.
И когда у них позднее зубы
Стали гнить, всем чертям назло:
   Они много ночей неразлучны были,
   И когда солнце пекло .