Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Любим ли ими я — мне все равно,
Пусть обо мне злословят люди эти;
Мне жаль, что нет величия на свете, —
Оно меня влечет к себе давно.

Пошел бы я с великими в кабак,
За общий стол мы вместе сесть могли бы;
Была бы рыба — ел бы хвост от рыбы,
А не дали — сидел бы просто так.

Ах, если б справедливость под луною!
Я был бы рад, хотя б она и мною
Безжалостно решила пренебречь!

А может, нас обманывает зренье?
Увы, я сам — трудна мне эта речь! —
Питаю к неудачникам презренье.

Они и знать не хотели
О хлебе в простом шкафу.
Кричали, что лучше б ели
Камень или траву.

Заплесневел этот хлебец.
Никто его в рот не брал.
Смотрел он с мольбою в небо,
И хлебу шкаф сказал:

«Они еще попросят —
Хоть крошку, хоть чуть-чуть,
Кусочек хлеба черствый,
Чтоб выжить как-нибудь».

И дети в путь пустились,
Блуждали много лет.
И им попасть случилось
В нехристианский свет.

А дети у неверных
Болезненны, худы,
Им не дают и скверной
Постной баланды.

И эти дети просят
Дать хлебушка чуть-чуть,
Кусочек самый черствый,
Чтоб выжить как-нибудь.

Заплесневел ломоть хлеба.
Мышами в лапки взят.
Найдется ли у неба
Хоть крошка для ребят?

С лицом невинным Якоб Апфельбек
Отца и мать убил в родном дому
И затолкал обоих в гардероб,
И очень скучно сделалось ему.

Над крышей ветер тихо шелестел,
Белели тучки, в дальний край летя.
А он один в пустом дому сидел,
А он ведь был еще совсем дитя.

Шел день за днем, а ночи тоже шли,
И в тишине, не ведая забот,
У гардероба Якоб Апфельбек
Сидел и ждал, как дальше все пойдет.

Молочница приходит утром в дом
И ставит молоко ему под дверь,
Но Якоб выливает весь бидон,
Поскольку он почти не пьет теперь.

Дневной тихонько угасает свет,
Газеты в дом приносит почтальон,
Но Якобу не нужно и газет,
Читать газеты не умеет он.

Когда от трупов тяжкий дух пошел,
Был Апфельбек сдержать не в силах слез.
Заплакал горько Якоб Апфельбек
И на балкон постель свою унес.

И вот спросил однажды почтальон?
«Чем так разит? Нет, что-то здесь не то!»
Сказал невинно Якоб Апфельбек;
«То в гардеробе папино пальто».

Молочница спросила как-то раз:
«Чем так разит? Неужто мертвецом?»
«Телятина испортилась в шкафу», —
С невинным он ответствовал лицом.

Когда ж они открыли гардероб,
С лицом невинным Апфельбек молчал.
«Зачем ты это сделал, говори!»
«Я сам не знаю», — он им отвечал.

Молочница вздохнула через день,
Когда весь этот шум слегка утих:
«Ах, навестит ли Якоб Апфельбек
Могилку бедных родичей своих?»

Мария Фарар, неполных лет,
Рахитичка, особых примет не имеет.
Сирота, как полагают — судимости нет,
Вот что она сообщить имеет:
Она говорит, как пошел второй месяц,
У какой-то старухи ей подпольно
Было сделано, говорит, два укола,
Но она не скинула, хоть было больно.
   Но, вы, прошу вас, не надо
     негодованья ,
   Любая тварь достойна вспомоществования .