Владимир Высоцкий - Я никогда не верил в миражи

И мангусты взялись за работу,
Не щадя ни себя, ни родных,
Выходили они на охоту
Без отгулов и без выходных.

И в пустынях, в степях и в пампасах
Даже дали наказ патрулям:
Игнорировать змей безопасных
И сводить ядовитых к нулям.

Приготовьтесь, сейчас будет грустно:
Человек появился тайком
И поставил силки на мангуста,
Объявив его вредным зверьком.

Он наутро пришел с ним, собака,
И мангуста упрятал в мешок,
А мангуст отбивался и плакал,
И кричал: «Я полезный зверек!»

Но зверьков в переломах и в ранах
Всё швыряли в мешок, как грибы, —
Одуревших от боли в капканах,
Ну и от поворота судьбы.

И гадали они: «В чем же дело,
Ну почему нас несут на убой?»
И сказал им мангуст престарелый
С перебитой передней ногой,

Что, говорит, козы в Бельгии съели капусту,
Воробьи – рис в Китае с полей,
А в Австралии злые мангусты
Истребили полезнейших змей.

Это вовсе не дивное диво:
Раньше были полезны – и вдруг
Оказалось, что слишком ретиво
Истребляли мангусты гадюк.

Вот за это им вышла награда
От расчетливых наших людей,
Видно, люди не могут без яда,
Ну а значит – не могут без змей.

1971

Этот шум не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи —
Спор вели три великих глупца:
Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп, —
Руки вздел, словно вылез на клирос, —
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос!»

Но не приняли это в расчет —
Даже умному эдак негоже:
«Ах, подумаешь, зуб не растет!
Так другое растет – ну и что же?..»

К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: «Полно вам, загалдели!
Я способен все видеть не так,
Как оно существует на деле!» —

«Эх, нашел чем хвалиться, простак, —
Недостатком всего поколенья!..
И к тому же все видеть не так —
Доказательство слабого зренья!»

Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
«Я единственный подлинно глуп —
Ни про что не имею понятья».

Долго спорили – дни, месяца, —
Но у всех аргументы убоги…
И пошли три великих глупца
Глупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег – дороге конец.
Откатив на обочину бочку,
В ней сидел величайший мудрец —
Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:
Дескать, знаю, зачем, кто такие,
Одного только я не пойму —
Для чего это вам, дорогие!

Или, может, вам нечего есть,
Или мало друг дружку побили?
Не кажитесь глупее, чем есть, —
Оставайтесь такими, как были.

Стоит только не спорить о том,
Кто главней, – уживетесь отлично,
Покуражьтесь еще, а потом,
Так и быть, приходите вторично.

Он залез в свою бочку с торца —
Жутко умный, седой и лохматый…
И ушли три великих глупца —
Глупый, глупенький и глуповатый.

Удивляясь, ворчали в сердцах:
«Стар мудрец, никакого сомненья!
Мир стоит на великих глупцах —
Зря не высказал старый почтенья!»

Потревожат вторично его —
Темной ночью попросят: «Вылазьте!»
Всё бы это еще ничего,
Но глупцы – состояли при власти…

И у сказки бывает конец:
Больше нет на обочине бочки —
В «одиночку» отправлен мудрец.
Хорошо ли ему в «одиночке»?

1971

Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же – в петлю слазил в «Англетере».

А в тридцать три Христу – он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьешь – везде найду, мол…
Но – гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас – как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —
Ребром вопрос поставил: или – или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или перенесена,
А в тридцать три распяли, но не сильно,
А в тридцать семь – не кровь, да что там кровь! —
и седина
Испачкала виски не так обильно.