Инна Кабыш - Мама мыла раму

— Какие? — всхлипнула Лена.

— Ну… прагматичные, что ли… — Марья Ивановна налила дочери чаю. — Раньше, когда ты была маленькая, даешь в классе сочинение: «Кем я хочу быть», так десять напишут, что космонавтами, пять — учителями, еще пять — врачами, а остальные — артистами. А теперь: десять — бизнесменами, пять — риелторами, пять — менеджерами, а остальные… — она покосилась на дочь, — бухгалтерами. — Марья Ивановна резко отставила чашку. — А один написал «Килером», с одной «л», представляешь?

— Ужас! — согласилась Лена и усмехнулась. — Прям как в том анекдоте. Убил мужик старушку. Поймали его, спрашивают: «Зачем убил?» — «А мне ее заказали». — «И много дали?» — «Сто баксов» — «Сто баксов?!» — «Так ведь десять старушек — штука!»

— Во-во! — рассмеялась Марья Ивановна и, помолчав, добавила: — А девочки так прямо и пишут: «Хочу быть женой бизнесмена».

Лена прошлась по комнате.

— Они не хотят быть, скажем так, хорошими, — они хотят хорошо жить.

— Но ведь и бизнесмен, наверное, может быть хорошим, — неуверенно произнесла Марья Ивановна.

— Но самое ужасное, — как бы не слыша ее, продолжала Лена, — что мой сын такой, как все…

— А ты бы хотела, чтобы он был такой, как ты? — Марья Ивановна взяла сигарету из Лениной пачки.

— Разве ты куришь? — удивилась Лена, щелкая зажигалкой.

Марья Ивановна махнула рукой.

— Есть такой педагогический афоризм: дети похожи не на своих родителей, а на свое время.

Марья Ивановна затянулась.

— А директор моей школы, молодой человек лет тридцати пяти, сказал мне в приватной беседе: «Зачем вы заставляете детей читать такие тяжелые книги — „Преступление и наказание“, например, или — еще хуже — „Войну и мир“. Есть же дайджесты и кино, а у них и так близорукость и сколиоз».

— Добрый… — усмехнулась Лена.

— Неомарксист, — уточнила Марья Ивановна.

— Неомарксист?! — рассмеялась Лена и хотела что-то спросить, но в дверь позвонили.

— Кто бы это? — удивилась Лена и пошла открывать.

И через минуту Марья Ивановна услышала детский плач и вскочила со стула, но в комнату уже входила Лена со своей подругой Кирой, тоже актрисой, с ребенком на руках.

— Как это понимать? — спросила Марья Ивановна, подходя и улыбаясь Кире. — Очевидно, перед нами счастливая бабушка?

— Перед вами, Марь-Иванна, несчастная мать, — ответила Кира со слезами на глазах.

— С Дашкой что-нибудь? — сжалась Марья Ивановна.

И Лена приложила палец к губам, но Кира мотнула головой, что почему же, я расскажу…

И рассказала, что ее дочь Даша явилась к ней вчера вечером и заявила, что этот ребенок, представляете, «этот», мешает мне делать карьеру, и с ним я не смогу раскрутиться, а мне как раз сейчас предложили большую роль в сериале, и что если ты, мама, не уйдешь из своего говенного театра, где вдобавок играешь одни маленькие роли, и не возьмешь Егора к себе, я сдам его в детский дом.

Кира разревелась. Вслед за ней заревел Егор. И Марья Ивановна взяла Егора у Киры и затетешкала:

А Лена заметила матери, что сначала они отказываются от «Войны и мира», а потом от собственных детей.

— Не вижу связи, — пожала плечами Марья Ивановна.

— Прямая, — вспыхнула Лена. — Нежелание грузиться проблемными книгами оборачивается нежеланием грузиться какими бы то ни было проблемами.

— Но Даша читала «Войну и мир», — не понимая, о чем речь, встряла Кира.

— Вот видишь, — подхватила Марья Ивановна, — если человек, осиливший «Войну мир», собирается сдать своего ребенка в детдом, то, может, не так уж и страшно, что Паша бросил училище…

— Паша бросил училище? — удивилась Кира и, помолчав, спросила: — И кем же он собирается быть?

— Бухгалтером, — буркнула Лена.

— А серьезно? — спросила Кира.

И Лена промолчала, а Кира неуверенно заметила, что, может, это действительно лучше…

И тут послышался звук открывающейся двери и на пороге появились Вася и Надя, рабочие, делавшие ремонт.

При виде чужих успокоившийся было Егор опять разревелся.

— Что за шум, а драки нету? — спросил Вася.

А Надя начала извиняться, что они не приходили целую неделю, потому что с машиной такая морока, пока ее оформишь, застрахуешь, а тут еще это кладбище…

— Какое кладбище? — спросила Лена.

— Да ведь сын-то наш… — Надя замялась, — от передоза умер, — она всхлипнула.

— Когда? — похолодела Лена.

— Да нет, — успокоила ее Надя, — не сейчас… Пять лет назад.