Инна Кабыш - Мама мыла раму

Когда от мужчины уходит женщина,
она,
как беременная в животе,
уносит весь мир с собой: горы, трещины,
и лист, и бабочку на листе.

Она уносит всё без остатка,
поскольку дело идет к зиме.
Забудет разве что лишь перчатку
на совершенно пустой земле.

И поднимает ее мужчина,
не зная,
к чему ее приложить:
ей нету пары — и вот причина,
что, в общем, незачем дальше жить.

…Когда же мужчина навек уходит,
он не берет с собой ничего:
и солнце всходит, и леший бродит,
и, Боже, столько кругом всего!..

Жизнь,
она настолько не мала,
что сегодня,
рано поутру,
я почти с испугом поняла:
если ты уйдешь, я не умру.

Я всё меньше люблю жить
и всё больше люблю спать,
потому что во сне нить
всё цела — и жива мать.
Потому что только во сне
иногда навещаешь ты.
Не грущу о прошедшем дне,
а сильнее жду темноты.
И мне снится моя страна —
вся довольство и красота,
и чем глубже сон, тем она,
словно в детстве,
родная,
та…
Всё спала б я ночной порой
и дневною (хоть это дичь).
И любимый теперь герой
мой —
Обломов.
Илья Ильич.

Пора, мой друг, и нам с тобою
замыслить собственный побег.
И я уже готова к бою
за нас, мой главный человек.

Давай поселимся на даче —
не на своей, так на чужой —
и станем жить с тобой иначе,
точней, как все: как муж с женой.

Прощай, эпоха романтизма —
цветов, свиданий и разлук…
Да будет дом, семья, отчизна.
Да будет Бог! Пора, мой друг…

А если, как тряпку, меня отжать,
что у меня остается?
Мать.
А если еще посильнее?
Муж.
Хоть он ходок.
И игрок к тому ж.
А если совсем — чтоб один лишь вздох.
А если совсем — чтобы вздох один?
Что у меня остается?
Бог?
Нет, у меня остается сын.

Рухнул дом, и не светит свет,
но осталась кариатида;
так сегодня и ты, поэт:
не показывая вида,
держишь то, чего больше нет.

Моя домработница Шура
вечно просит взаймы,
и я, как последняя дура,
достаю из своей сумы,
потому что учила в школе…
Но настал двадцать первый век:
что я, маленькая, что ли?
Кто тут маленький человек?
Кто мы — сестры с ней или братья?
Кто — она или я — народ?
…Я дарю ей свои платья,
и она кое-что берет…

Что есть стихи?
Цель или средство?
Искусство выше или жизнь?
Талант правее или сердце,
и кто — нормальный или шиз?
Растут баллады из навоза?
Поэту писан ли закон?
Где прошлогодний снег?
А розы?
В раю или в аду Вийон?..

А ведь летом здесь была малина,
и краснее не было куста.
А сейчас какая-то могила:
снежный холмик, только без креста.

Неужели этот снег растает?
Ведь осталось времени в обрез…
Неужели этот день настанет?
Неужели вправду Он воскрес?

Вот так сквозь текст старо —
славянский,
как через лес —
густой и вязкий, —
который впору прополоть,
бредешь —
и выведет Господь…

Мне у ног Твоих, Господи, было сидеть недосуг,
вечно я то латала, то шила, то штопала…
Не хватало мне в сутках часов, не хватало мне рук,
но слова Твои я повторяла в трудах моих шепотом.

Повторяла, когда бесконечные мыла полы,
повторяла, когда обмывала умершего брата я,
и тогда мне не сутки — столетия были малы
и мой дом был мне крест, на котором была я распятая.

И устала я так, век за веком держа этот дом,
дом, в котором я каждую щелку и угол излазала,
что, когда Ты придешь, я в углу буду спать мертвым сном
и меня разбудить тяжелей Тебе будет, чем Лазаря.