Единственной возможностью человека выйти сухим из воды является героизм. Война – это всего лишь общая панорама, на фоне которой проявляется индивидуальность.
Эти индивидуумы шагают по полю битвы и пытаются зацепиться за эту возможность проявить себя. Единоборства, аристея (под этим греческим словом следует понимать личный каталог доблестных подвигов), увещевания, торжественные речи, жесты отчаяния, дикий напор – все это высоты индивидуальной доблести, которые Гомер непременно нам показывает.
Аристократическая античная мысль во всем ищет возможность для проявления добродетели и уж тем более – в битве. «Наивысший почет в Древней Греции – одержать победу благодаря своим качествам, уму, отваге, красоте и достоинству», – пишет в романе «На скалах Спеце» Мишель Деон [59] Мишель Деон (1919–2016) – французский писатель и драматург.
.
У людей нет другого выхода из сложившейся ситуации – нужно сражаться. «Илиада» похожа на поэму предопределения. По Гомеру, встреча человеческих сообществ всегда приводит к конфликту. Это их удел, их рок. И старый поэт прав. История предоставляет нам массу доказательств: враждебность всегда была самым банальным способом отношений между людьми. Мирная жизнь – это всего лишь интерлюдия между двумя войнами.
«То, что большинство людей называет миром, есть только имя», – говорит в своих «Законах» Платон.
Жить – значит убивать, – вторят ему песни Гомера.
Это банальное представление о жестокости предвосхищает теорию эволюции Дарвина как средства достижения своих целей. Достичь славы, богатства, известности, найти себе жену, обрести родину, отомстить за себя, восстановить попранную честь – все это толкает ахейцев к войне. Человек, будучи всего лишь плохо прирученным зверем, только этим и занят, и даже сегодня, две тысячи пятьсот лет спустя, стремится к одному – к битве.
По сравнению с «Илиадой» «Одиссея» предлагает выход из этой ситуации: бежать, вернуться домой, забыть весь этот кошмар, залечить нанесенные космосу раны, восстанавливая залитый кровью мировой порядок. Но, дорогой читатель, не стоит забывать, что даже если тебе удастся вернуться в свой прекрасный Лире [60] Аллюзия на сонет французского поэта Жоашена дю Белле (1522–1560) «Блаженны те, кто как Улисс…» из цикла «Жалобы». Лире – родной город поэта, расположенный на Луаре.
, в родной дом с поднимающимся из трубы дымком, война может разгореться вновь. И эта война ведь чуть не разгорелась в конце «Одиссеи». Зевс упросил Афину заключить долгосрочный мир. Остается надеяться, что этот мир будет прочен и мы сможем насладиться передышкой.
В «Илиаде» война вызывает отвращение у богов, возмущает полноводный Ксанф, утомляет людей. Война – это странный деспот. Она правит нами помимо нашей воли. Мы призываем ее и при этом ненавидим. Мы не хотим ее, но создаем все условия для ее возвращения.
Аполлинер будет находить войну красивой и видеть в жутком великолепии стальных гроз вспышки какого-то безумного творческого гения. Но когда его разоренный сад освещают разрывы снарядов, автор «Алкоголей» погружается в бездну отчаяния.
Сначала война удручает Ахиллеса:
О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею
Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит.
Он в зарождении сладостней тихо струящегося меда,
Скоро в груди человека, как пламенный дым, возрастает!
(«Илиада», XVIII, 107–110)
Затем приводит в уныние самого Гомера:
Гнев <���…>
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам.
(«Илиада», I, 1–5)
Но что же делать и кто виноват? Что можно сделать против того, чего никто не желает, но что все равно грядет?
Боги захотели войны. Люди способны воевать. Разве могло произойти что-то другое? Падение Трои – это ее удел. «Илиада» – это такой сейсмограф неизбежности.
Единственным утешением на этих страницах разгула жестокости является то, что античные враги хранят друг к другу уважение. Конечно, сквозь свист копий прорываются кое-какие оскорбления, но воины сражаются без ненависти друг к другу. Античная война – это идеальный рыцарский турнир. Жестокость здесь запредельная, но для пыток нет места. Ахиллес оскверняет труп Гектора, но живые тела не оскверняются. Это такой междусобойчик удальцов отточенного жеста. Откуда это величие в несчастье?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу