Вадим Шершеневич - Автомобилья поступь

Дом на дом вскочил и улица переулками смутилась,
По каналам привычек, вспенясь, забурлила вода,
А маленькое небо сквозь белье облаков загорячилось
Бормотливым дождем на пошатнувшиеся города.
Мы перелистывали тротуары выпуклой походкой,
Выращивая тени в одну секунду, как факир…
Сквернословил и плакал у стакана с водкой,
Обнимая женщин, захмелевший мир.
Он донес до трактира только лохмотья зевоты,
Рельсами обмотал усталую боль головы;
А если мои глаза – только два похабных анекдота,
Так зачем так внимательно их слушаете вы?
А из медных гильз моих взрывных стихов
Коническая нуля усмешки выглядывает дико,
И прыгают по городу брыкливые табуны домов,
Оседлывая друг друга басовым криком.

Руки хлесткого ветра протиснулись сквозь вечер мохнатый
И измяли физиономию моря, пудрящагося у берегов;
И кто-то удочку молний, блеснувшую электрическим скатом,
Неловко запутал в карягах самых высоких домов.
У небоскребов чмокали исступленные форточки,
Из взрезанной мостовой выползали кишки труб,
На набережной жерла пушек присели на корточки,
Выплевывая карамелью ядра из толстых губ.
Прибрежия раздули ноздри-пещеры,
У земли разливалась желчь потоками лавы,
И куда-то спешили запыхавшиеся дромадеры
Горных хребтов громадной оравой.
А когда у земли из головы выпадал человек,
Как длинный волос, блестящим сальцем, –
Земля укоризненно к небу устремляла Казбек,
Словно грозя указательным пальцем.

Над гневным лицом бульваров осенневших
Вскинуты веревочной лестницей трамвайные молнии гулко,
И стая райских пичужек, на огненные верна витрин прилетевших,
Запуталась бешено в проволоке переулков,
И в железно-раскиданном городом блеске
Море вздыбило кулаки разъяренных валов,
И сморщенное небо в облачно-красной феске
Оперлось на упругие дымы фабричных клыков.
И небо расточало ураганы, как пинки свирепые,
Сбривая зеленую бороду провинций быстротой,
А солнце скакало смешно и нелепо,
Нагло покрикивая, как наездник цирковой.
И в этом дзенькании сквозь гребни смеха,
Где бросали в тунели поезда электрической тройкою взгляд
– Звуки строющихся небоскребов – это гулкое эхо
Мира, шагающего куда то наугад.

Вежливый ветер схватил верткую талию пыли,
В сумасшедшем галопе прыгая через бугры.
У простуженной равнины на скошенном рыле
Вздулся огромный флюс горы.
Громоздкую фабрику года исцарапали,
Люди перевязали ее бинтами лесов,
А на плеши вспотевшего неба проступили капли
Маленьких звезденят, не обтертые платком облаков.
Крылья мельниц воздух косили без пауз,
В наморднике плотин бушевала река,
И деревня от города бежала, как страус,
Запрятавши голову в шерсть тростника.
А город приближался длиннорукий, длинноусый,
Смазывающий машины кровью и ругней,
И высокие церкви гордились знаками плюса
Между раненым небом и потертой землей.

Безгрудой негритянкой прокинулись черные пашни, веснея,
Сквозь женские зрачки, привинченные у оконного стекла,
И пляшущая дробь колес, набухая и яснея,
По линолеуму коридора и по купэ протекла.
А юркая судорога ветра зашевелила шершаво
Седые пряди берез над горизонтным лбом,
И из прически выскакивал, с криком «браво»,
Зеленой блохою лист за листом.
И огромной заплатой на рваной пазухе поля
В солнце вонзился вертикальный плакат папирос,
И кисть речной руки, изнемогшая в боли колик,
Запуталась в бороде изгибистых лоз.
А в женщине, как в поезде, дремали крылья апашки,
Полдень обшарил ее браслетные часы,
И локомотив, подходя к перрону, рассыпал свистков мурашки
И воткнул поверх шпал паровые усы.

Сгорбленное небо поджало губы и без смеха, без шуток
Обшарило мир черными перчатками сердитых ночей,
А трамвай занозил свой набитый желудок
Десятком угрюмых, спешащих людей.
Мягким матрацем развалилась ночь-усталка
И обмуслила лунной слизью ораву домов,
Которым сегодня особенно жалко
Забыть удары исступленных молотков.
В загородном парке сумрак вынул свой плотничий резак
Чтобы сгладить шероховатые абрисы ели.
Я слышу, как щелкает внутри меня мерный Кода́к,
А женщины говорят, что это сердце ворочается в постели.
Я только что повзрослел, я еще пахну лаком и клеем,
Но уже умею в мысль вдавить зубы острых слов.
Давайте, ласкающим в глаза неосторожно свеем
Легкие морщинки ночных голосов!
Мы знаем: все вопли, все вскрики, проклятья и всхлип
Неумеющих плакать над пудрой безмолвья,
– Это только огромный, колоссальный скрип
Земной оси, несмазанной кровью.