На пригорке червонится звонница.
Крылья ласточек – небу заплатки…
Мн родное далекое помнится
Разгадал я уныний загадку:
Не забыть нам родного далекого,
На земле существуем пока мы.
Мн Днепра, как Россия широкого,
Вам прохладной, как девушка, Камы. –
Николаю Асееву, чья лирика – ладанная заря.
Летают паутинки –
Небесные сединки…
Все дали извопросены:
. . . . . . . . . .
«Лекарства нет от осени»!..
В душе: седая скука.
У вас – свечинки руки…
Они прозрачно тают.
Вы, вся – святая!
На голов – корона
Из звёздных листьев клена.
И сыплют на вас выси
Сосновых игол бисер.
И медленно идём мы
Вдоль стен лесного дома.
И осень, выйдя в сени,
Скликает на осенник.
Сергею Третьякову, умеющему предчувствовать.
Будет еще сто весен,
Но не умрет звон сосен. –
Те же приснятся сны
Девушкам Сотой Весны!..
В стенах, что будут иные,
Не станут нагей нагие…
Не будет трех маев в весне
И кровь не вспыхнет красней…
Но сердце немого мира
Звякнет стострунной лирой,
Через весен сто,
Так, как не слышал никто!
Ради, вот этого звяка
Можно живым поплакать.
Это – дорога в сны
Девушек Сотой Весны.
Мойчи Ямагучи как воспоминание о задушевных беседах под шелест бамбуков у его дома
Вы вся, как поэза Альфреда Мюссе, –
Душевно-прозрачная, зябнуще-астровая…
С мечтательным бантиком в русой косе,
Червонноволосая, звонко-пиастровая…
Быть в комнате вашей – фантазы читать
Тильтильно-Митильные, полные грации…
Склоняться к вам близко – экстазно вдыхать
Сурдинно-щекочущий запах акации…
Глядеть в ваши очи – купаться в вине…
Они ведь не ваши, вакхически лавные!
Вы вся из батиста, как греза Мане…
И только глаза ваши – пики агавные,
Они – две агатовых, черных стрелы,
Готовые взвиться с мучительным пением.
Они обжигают, как капли смолы,
Стекая мне в душу в кричащем кипении…
Они, как румяна на щеках Мадонн!
Они – барабаны в интимной литании…
Я ими замучен!., разбит!., оглушен –
Но сблизьте ресницы, и вы – обаяние…
Живут в вас причудно Уайльд и Мюссе,
Провинции лирик с эстетиком, ересь в ком,
Ах, сложные прелести в русой косе
Мечтательной девушки, пахнущей вереском!
Таких, как я, у Вас будет больше, чем сказок у Шехерезады,
Таких, как я! –
Но, грусть тая,
Я букетно подношу Вам свои баллады…
В самом деле!? Что такое поэт в сером костюме? –
Смешная претензия!. –
Вы – гортензия –
Фаворитка фраков… (Какой угловатый юмор!?)
Вы – будуарная папуаска, взирающая на жизнь улыбчато…
Мир – Ваш. –
А я – паж
Грустно строющий замок из песка неверный… рассыпчатый…
Пусть неверный!. Строю, кусая губы, когда Ваши руки целует другой.
Мне – больно!..
И невольно
Радугу грез, опять, распускаю, павлиньево, над Вашей головой. –
Мне нравятся ваши узкие руки
И гиацинтные волосы…
Меня радует мука,
Скрытая в вашем смеющемся голосе…
Мне близка ваша внимательность к мелочам.
(Как – я! -)
И я люблю повторять слова, подобные мечам:
«Не моя…»
Вышла на берег… Руки – как крылья,
И вода по ним медлить стекать…
СОВЕРШЕННАЯ… веки прикрыл я…
К телу – солнцу не миг привыкать!.
Ветер волосы влажные скомкал
В золотисто-змеиный клубок…
Я лежу и слежу незнакомку,
И цежу ее взор голубой,
Первый раз поклоняюся телу!
Первый раз я забыл слово ВЗЯТЬ. –
Ослепленный богиней белой,
Цежу голубые глаза.
I.
Вы двадцать весен не цвели…
Вы двадцать весен не любили, –
Вы двадцать весен в мертвой вилле
Надежды кружево плели. –
Вас весны пламенный жгли,
Желая чтобы вы любили…
Но вы восторгом не цвели
И двадцать весен мертвой были…
II.
Теперь вам двадцать… В жизнь! смелее!.
Смелее в ласки!.. в счастье! в страсть! –
Пора покоя скинуть власть,
Мечтавши долго, любит злее…
Спешите насладиться всласть.
К цветам идите по аллее…
Пора покоя скинуть власть,
Теперь Вам двадцать… В жизнь!.. Смелее!
Читать дальше