4. Крик.
Чувствую, начинаю ржаветь…
Гладкая сталь души покрывается бугорками,
Маленькими, неприятными, как закипевшая медь…
– Ах, почему Вы не удавили меня корсетными шнурками?! –
Моя душа была прожектором маяка на горе, в лесу…
А теперь она – клише издания de Luxe, использованное даже в провинциальной газете…
И из всего бывшего – я помню только ваши смарагдовые десу
И шнурки алыми удавами скользившие по черному корсету…
Их было две сотни, а может быть три…
Любивших
И бывших…
Дразнивших.
Забывших.
Забытых,
Зарытых,
Комичных, как бри,
Свою остроту на огне иссушивший!..
Их было так много, что сердце – не их!..
Что сердце,
Как дверца,
Из храма на паперть.
В нем – тихие звоны упавших вериг.
Душистых кокоток дотаяли лапы…
И в сердце разгула гул гулкий утих.
Дождь шумит, как шелка, торопливо спешащей в альков,
Нужной девушки, ждущей от страсти, молитвы и кружев…
Капли бьются в асфальт, словно звенья упавших оков,
Тише… Глуше…
Эта девушка в серый закуталась мех,
Вся нагая… нагая, как грезы…
Дождь, как нянька, колышет ее не разбившийся смех
Но текут уже слезы..
Подвески в ваших ушах напоминают лампады,
Вечно горящие над иконой лица…
В шелках ваших дремлют душистые, тонкие яды
Тонкие, как линия вашего плеча…
Ваша юбка на бедрах – покров упавший на чашу
С причастием мук…
И еще мне нравится маленькая туфля ваша
И длинный, как траурная, свеча каблук…
Ваше тело – Евангелие, положенное на аналой
Аналой ваших ног.
Какой вы будете в страсти?. Злой?
Или нежной как вздох?..
Ваши плечи, как чашка из севра…
Грубой страстью их можно разбить.
Но в чашке вино огневое,
Пора вас лить!
Вино ваше – сок жасминовый,
Освященный больной луной,
Что стоит надо мной
Как монах с мандолиною…
Ваше тело – фривольность и гимн,
Как монах и вино…
Капризная линия вашей ноги –
Гипноз.
Ваши туфли атласные – гриф
Каблучки их – колышки скрипки…
Вы вся – эротический миф
Рассказанный с детской улыбкой!.
Вы шли по улице шагами тихими.
И юбки шелк молился вашей муке –
Миниатюрной как и связка с книгами
Которую сжимали ваши руки.
О, ваши руки тонкие, змеиные…
Он – наркоз, с изящными ногтями!.
Вы мне казались нимфой кокаинною,
Молящейся шелками и духами.
А ваша мука для меня раздета ведь!
Она в короткой тонкой шемизетке…
Я знаю, вам с бумажными поэтами
Наскучило мечтать о страсти, детка!.
Вам хочется уйти от грез в реальное…
Вам надоело вечно натюр-мортить
И ваша кровь, пока еще пасхальная,
Трубит мятеж в сапфировой аорте…
Но ваше тело в шелковом футляре,
Как скрипка, ждущая смычка,
И потому на тротуаре
Стон каблука…
Ведь ты придешь ко мне?. Должна придти! –
Придешь, изящная. Придешь для сказки…
Я приготовлю Вертиж Коти
И им обрызгаю твои подвязки.
Ты снимешь платье… Зачем оно?!
И будешь тонкая, лишь в шемизетке
Из рюмки тоненькой тянуть вино
Гашиша дремного жуя таблетки…
Тебя омою дождем поэм!
Потом, закутаю в поэмотогу
И, вдруг, от счастья я стану нем
И поцелую твои я ноги…
И все. Не больше… – Финалы – ложь!.
Нюансы ярче кричащей краски…
Ведь ты придешь ко мне?. Ведь, да, придешь
Для удивительно изящной сказки!.
Петру Лукомскому. Нерушимой романтике его ветхозаветной души.
Кап-кап… кап-кап… стучат дождя капели.
Семь… восемь… девять… А ее все нет!
– Свет лампы портит нежность акварели…
Решаю, вдруг, зачем то… Тих паркет.
Скребется дождь в мозгу, как будто Мыши
Мильоном тонких, звонких, ломких лап.
И по стеклу… Душе… надеждам… крыше –
Стучит напев дождя: кап-кап… кап-кап…
Не надо никакой Небраски!
Не надо никаких Невад!.
В твоих глазах Байкала сказки
Зеленым пламенем горят.
Читать дальше