Александр Пушкин - Стихотворения. Поэмы. Сказки

«Глухой глухого звал к суду судьи глухого…»(стр. 309). — Вольное переложение басни французского поэта Поля Пелисона (1624–1693) «Трое глухих».

Дорожные жалобы(стр. 309). — Яр — старый московский ресторан.

Мясницкая — прежнее название улицы Кирова в Москве; в рукописи было «по Никитской», где жила H. Н. Гончарова.

Прощание(«В последний раз твой образ милый…») (стр. 310). — Навеяно воспоминаниями о Е. К. Воронцовой.

Паж, или Пятнадцатый год(стр. 311). — Керубино — юный паж в комедии Бомарше «Женитьба Фигаро».

«Румяный критик мой, насмешник толстопузый…»(стр. 312). — Индейская зараза — холера; на обратном пути из Арзрума Пушкин из-за начавшейся эпидемии чумы провел три дня у ворот угрюмого Кавказа в карантине в Гумрах.

Рифма(«Эхо, бессонная нимфа…») (стр. 313). — В античном стихосложении рифмы не было, и миф о происхождении ее создан самим Пушкиным.

Отрок(стр. 314). — Отрок — гениальный русский ученый и поэт-одописец М. В. Ломоносов.

Заклинание(стр. 314). — Литературным толчком к написанию стихотворения послужило стихотворение на ту же тему очень нравившегося Пушкину английского поэта-романтика Барри Корнуолла (псевдоним Б.-У. Проктера; 1787–1874) «Призыв». Вместе с тем оно проникнуто глубоким личным чувством, связанным с образом Амалии Ризнич.

Леила — героиня поэмы Байрона «Гяур»; тень убитой Леилы в конце поэмы является ее возлюбленному.

Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы(стр. 315). — Было опубликовано впервые только после смерти Пушкина с чтением последней строки: «Темный твой язык учу». Как ни прекрасен сам по себе этот стих, однако, по разысканиям исследователей, он принадлежит не Пушкину, а Жуковскому.

Парки — богини человеческой судьбы, одна из которых выпрядала, другая развертывала, а последняя разрывала нить жизни человека. Часто изображались в виде безобразных старух.

Герой(стр. 315). — Эпиграф — вопрос, который, по евангельскому преданию, римский наместник Иудеи Понтий Пилат задал приведенному к нему на суд Христу. Стихотворение было написано в связи с приездом Николая I 29 сентября 1830 г. в Москву, во время холерной эпидемии, что и подчеркивается датой, поставленной под стихами (на самом деле они написаны в октябре того же года). По требованию Пушкина, оно было напечатано без подписи, и авторство его стало известно только после смерти поэта.

Пришлец сей бранный — Наполеон. В следующих строках Пушкиным упоминается итальянская кампания 1796–1797 гг., в которой выдвинулся Наполеон; совершенный им переворот 9 ноября 1799 г., поход в Египет в 1798–1799 гг., наконец, Езятие Москвы в 1812 г.

Зять кесаря — в 1810 г. Наполеон женился на дочери австрийского императора Марии-Луизе.

Скала — остров святой Елены.

Бурьен Луи (1769–1834) — секретарь Наполеона. В 1829–1830 гг. вышли в десяти томах «Мемуары Бурьена», автор которых старается всячески «разоблачать» Наполеона и, между прочим, опровергает рассказ о том, что он, посетив во время египетского похода госпиталь зараженных чумой, касался некоторых из них, желая ободрить их. Уже после написания стихотворения выяснилось, что «Мемуары Бурьена» подложны.

«Вначале жизни школу помню я…»(стр. 317). — В рукописи этот отрывок, написанный болдинской осенью 1830 г. и Пушкиным не печатавшийся, заглавия не имеет и до недавнего времени представлялся загадочным. Исследователи чаще всего склонны были истолковывать его как стилизованный «под Данте» (написан стихотворным размером «Божественной комедии» — терцинами) автобиографический рассказ поэта о своем детстве или школьных годах. Если Пушкин в ранние годы и сопоставлял иронически Лицей с монастырем, а себя с монахом, то подобная стилизация мало вяжется с художественным методом зрелого Пушкина. В то же время имеются основания видеть в этом наброске начало задуманной Пушкиным поэмы о молодом Данте до его «нисхождения в ад», подобно тому как Байрон написал (тоже от лица автора «Божественной комедии» и тоже терцинами) хорошо известную Пушкину поэму о Данте после его «возвращения» на землю — «Пророчество Данте». Но что бы ни представлял собой этот отрывок, он является отнюдь не просто стилизацией, а одним из ярчайших проявлений замечательной способности Пушкина, не изменяя себе, проникаться философским и эстетическим мировоззрением и мышлением самых различных веков и народов. Недаром Белинский считал, что этот отрывок впервые ввел русских читателей в художественный мир и раскрыл им подлинное величие автора «Божественной комедии».