Евгений Гребёнка - Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв.

И в шепоте ветвей — язык священный леса.
Вот падает роса, вот звезд дрожит завеса.

И в сердце тоже тишь, в покой оно уходит.
В прозрачной тишине душа под звезды всходит.

Когда ж сквозь тонкий мрак лучи зари проникнут
И, полные росы, трав головы поникнут,

Бор пробуждается, сменяя тишь движеньем,
Священной речью дня, начавшей пробужденье.

Что это шелестит? Листка коснулся ветер,
Иль птица, что в гнезде, проснулась на рассвете.

Что хрустнуло? — То волк, охотясь и кочуя
Всю ночь, теперь бежит, зари погоню чуя.

А то лиса в нору с гусенком мертвым мчится,
А то барсук бежит к болотцу, чтоб укрыться.

То резвой серны бьют по сосняку копытца,
С сосны и на сосну махает белка птицей.

Да это — знать лесов: и соболь, и куница,
И всякие зверьки, каким в лесу кружиться.

Кто это там стучит? — То дятел с клювом тонким.
Что блеет там? — Бекас, что с голосом козленка.

Чей это злобный шип? — Гадюки шип зловещий,
Зеленою волной Швентой и в берег плещет.

Чей гогот у реки? — То гуси там гогочут,
То аист, знать, крича, в гнезде своем хлопочет.

Да это утки: при! при! при! пристали у трясины,
Да это сам удод кричит жене и сыну:

«Чего, чего, чего нести вам? Вздор несете!
Чего, чего, чего: мух, червяков вы ждете?»

А то кукушка, знать, продрав глаза, трясется,
Кукуя, плачет вдруг, кукуя, вдруг смеется.

И дразнит иволгу тут Еву, как подругу:
«Ты, Ева, Ева, Ева, — не паси по лугу!»

А ри-у! ри-у! ри-у! — крик кулика сначала,
А вслед весь птичий хор, как будто их прорвало.

Тут снова голоса, — те были лишь предтечи,
Птиц многих голоса и разные их речи.

Тут сойки и чижи, сороки и синицы,
Тут пеночки, дрозды, — свой тон у каждой птицы.

И смех, и стон стоит, и просто чушь, не песня,
Но голос соловья всех выше, всех чудесней.

Он нежен и глубок, он тихий и звенящий,
Он по кустам звучит, и день звучит иначе.

Все эти голоса — Литвы родные дайны —
В единый хор слились, храня лесные тайны.

Как будто каждый лист защебетал, запел он,
Так сутартине [105] Стр. 227. Сутартине — многоголосая старинная песня. хор лесной завел умело.

Тут звонких звонов звень лес в звон единый сложит
Но всех певцов узнать тончайший слух не сможет.

Как будто бы цветы, что на лугу сплетались,
Все так пестро кругом, все так пестро — на зависть

Ах, было, было то — из нашего, из бора
Такая благодать, такой покой простора.

И этот весь покой в литовских душах льется,
Как ветерок равнин по травам пышным вьется.

Литовец знал его, душой ему внимая,
И плачет он в лесу — себя не понимая.

А только чувствуя, что сердцу уж не больно,
Что хоть оно грустит, но все ж грустит невольно.

Что все полно росы туманной жемчугами,
И слезы, как роса, текут неслышно сами.

И долго он в груди дыханье бора слышит,
И каждый вздох его как будто бор колышет.

И в душу так покой проник, как леса милость,
Что даже и душа, как колос, наклонилась.

В волнении таком, во вздохе, в светлом плаче
Рождаются псалмы, все чувствуешь иначе…

Ой вы, песенки-песни, утеха моя!
Вам доверил сердечные горести я.
Я тогда только счастлив, если песню найду,
И несчастьям своим счет слезами веду.

Если песня без стона — запеть не могу я,
Одинокой кукушкой от горя кукую,
Повелители мира мне сердце пронзили,
Заковали меня и в тюрьму заточили.