Евгений Гребёнка - Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв.

Племя болотных колдуний
Меня искони вело,
Тисками мне грудь сжимало,
Отравою сердце жгло.

Скитаюсь, кружу по дорогам,
Но знаю, найдется одна,
Что к саду, где солнце светит,
Меня привести должна.

Тоска приходит
В ночи глубокой,
И колокол слышен,
Слышен далеко.

И голос милый
Зовет оттуда,
Тревожит мне душу
Предвестьем чуда.

И снова в сердце
Живет надежда,
Что там отыщу я
Жданное прежде.

Дарят мне звезды
Усладу света,
Я знаю, что ждет меня
Родина где-то.

Тревожен голос
Во тьме глубокой,
И колокол слышен,
Слышен далекий.

Я знаю — роза цветет
  В тиши, в тени.
Алеет, огнем горит
  В тиши, в тени.
Я знаю — вянет она
  В тиши, в тени.
И осень лепечет ей:
  Усни, усни!
Я знаю — любовь живет
  В тиши, в тени.
И сладкой мечтой томит
  В тиши, в тени.
И сердце надломится вдруг
  В тиши, в тени.
И с кладбища звон гудит:
  Усни, усни!

С соловьиной трелью чистой
Гаснет запад серебристый,
Тихий лес вдали чернеет,
Тень упала — месяц вышел…
Я иду все тише, тише,
И дышать мне все труднее.

Где ж конец? Устали ноги,
Спит кладбище у дороги —
Место грустное, святое.
Тень чернее — месяц выше.
Я иду все тише, тише…
Ах, дождусь ли я покоя!

Рукою дрожащей
  Он правду писал святую.
Душою болящей
  Любовь порождал живую.

Но брань и побои
  Были ему приветом;
Зачах он и умер…
  Никто не узнал об этом!

Струится зной над дальними логами.
Все тихо, но в траве — многоголосый гул.
Чернеет точкой сокол над лугами,
Под кустиками заяц прикорнул.

Но тут слетелись крохотные феи
Над елью еле зримой каруселью,
Сквозными завертели подолами,
Пока не унесли горами и долами
Ольховый туесок — поделку пастуха —
Да листьев пожелтелых вороха…

В бору раздался смех, три ворона взлетело,
Идет он, меж кустов протискивая тело,
Ступая тяжело раздвоенной стопой,
Сокрытый в деревах, в листву одетый, —
  Не Пан ли это?

— Матушка Мглы! Матушка Мглы!
Что ж ты завесила пряжей углы,
Ткешь полотенца да белишь рядно?

— Доченька Солнца! Всюду одно;
Все скорбят. Все скорбят.
Все леса переполнены черной бедой.
Все пути перехлестнуты мертвой водой.
Окровавленным платом машет лихо на поле,
Сквозь людские селенья гонит голод и горе.

Всем — скорбеть. Всем — скорбеть.
Чем же слезы их святые утереть?

…И красный мак огнем горит
На месте том, где он убит…

К земле прилип кровавым пятном
У самой тропы в жите густом.

Пылает ненавистью цветок:
Никто за меня отомстить не смог!..

Проходит девочка мимо цветка —
Трепещет, сама, как цветок, легка.

Прошла — оглянулась на красный мак
Вздохнула, понурясь, печально так…

До мака дошел косарь молодой —
И вдруг опустилась рука с косой.

Клокочет душа, закипела ключом,
Удвоилась сила, ей все нипочем!

Копна за копной на жнивье встает;
Старушка с клюкой по меже бредет…

Вихрь налетел и сломал цветок…
Господи, где же зарыт сынок?

Ты — в закромах души, златое семя.
Еще не время, нет! Еще не вышел срок
Еще растравлен ржавчиной восток, —
Еще земля, что трупы, холодна.
За девятью болотами — весна!
И жаворонки, первенцы полей,
Сыскать не могут места потеплей.
И небосвод нависший не широк…
Еще не время, нет! Еще не вышел срок!