Евгений Гребёнка - Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв.

Жизнь моя летит, как ветер
Над студеным морем —
Светлым счастьем не богата,
А богата горем.

Оглянусь да посмотрю я,
Все окину взглядом:
Что там милого найдется,
Что припомнить надо?

Мчались годы, словно воды
По степной долине,
И кропил я ту долину
Лишь слезой доныне.

Видел я, как всюду правду
Яростно топтали,
Как последнюю рубаху
С бедняка сдирали;

Как безродный сиротина
Под забором жался;
Как, трудясь за корку хлеба,
Кровью обливался;

И как мать дитя больное
К сердцу прижимала,
Не в пеленки, а в лохмотья
Кутала, рыдала;

Как пригожую дивчину
Нищета заела,
Как напрасно погибало
Молодое тело.

Все я видел; и, внимая,
Сердце надрывалось, —
И взволнованное слово
Под пером рождалось.

Не тебе я, обыватель
Сытый да счастливый,
Понесу свой труд посильный,
Искренний, не лживый.

Чтоб тебе его усвоить,
Чтобы с ним сдружиться,
Нужно внове, без сорочки,
На свет появиться.

Только вам лишь: сиротине,
Матери безвестной
И покинутой дивчине
Я откликнусь песней.

Мои струны необычны,
Не для всех играют;
Но зато кого полюбят —
Того привечают.

Вон этот хутор, в балке по соседству.
Давным-давно, должно быть, в раннем детстве
Я знал его. Тогда могучий бор
Нетронутый стоял, а чистый двор
Ковром богатым возле дома стлался
И, весь в цветах, казалось мне, смеялся.
Нигде конца не виделось полям,
От желтых скирд ломило землю там.
Пастись в степи, как тучи — тесно, плотно, —
Стада овец спешили беззаботно
И рыбою кишел студеный пруд;
Немолчно мельница стучала тут;
Пчела заботливо в тени гудела,
На выгоне от птиц в глазах темнело;
Амбары поднимались чередой,
Зерно лилось рекою золотой…
А в вышине лишь небо расстилалось
И солнце шло и хутору смеялось.
Ну, скажете, один лишь божий рай
Ухожен был, как этот дивный край.

Но годы шли, как волны проходили,
Чтоб все затем собрать в одной могиле;
А с ними то, что некогда цвело,
Плыло себе и вовсе уплыло.
Те старики — хозяева, не гости —
Давно уж опочили на погосте,
А молодежь из хутора как раз
Куда-то вся по свету разбрелась.
И тут иная занялась им сила:
Сначала топорами бор свалила,
Засохли яркие цветы тогда
И все покрыл бурьян да лебеда;
Неисчислимые в былом отары
Погнал чабан из степи на базары;
Пруд беспризорный тиной занесло
И мельницы затихло колесо;
Пчела далеко в рощу улетела
И птица погулять уже не смела.
В амбарах тех, что гнулись от зерна,
Нет ни дверей, ни кровли, ни окна…
А небо все висит, не содрогнется,
И то же солнце хутору смеется.

Славная девочка, ты и мила и пригожа,
С куклой играя, сама ты на куклу похожа!
Косы ты ей заплетаешь, пестро одеваешь,
Пышными лентами, нитями бус украшаешь,
В ушки ей вденешь сережки, обуешь ей ножки,
То ей головку подымешь, то склонишь немножко!
К сердцу ее прижимая, ласкаешь, милуешь,
В черные глазки и в алые губки целуешь,
А надоело возиться с игрушкой никчемной —
Схватишь за ножку и в угол швырнешь полутемный.

В дальние годы я взором, дитя, проникаю:
Жаль мне и куклы и няньки, девчушка родная!
Ты не заметишь, как годы промчатся вот эти…
Чистому сердцу недолго погибнуть на свете!
Куколка девушкой станет, красивой и стройной;
Щеки румянец согреет и свежий и знойный;
Солнечным блеском девический взор загорится.
Люди с тобою начнут, точно с куклой, носиться:
Истины-правды тебе ни один не укажет;
Мыслей, тревожащих душу твою, не развяжет;
Любящим сердцем твоим заниматься не будет;
Силы, что дремлет в тебе, не поймет, не разбудит;
Льстить тебе станут, к ногам твоим жадно прихлынут
И, точно куклу, потом тебя в угол закинут…

Мой кобзарь — не тот вояка,
Что когда-то в старину
Вместе с пикой да чеканом
Брал бандуру на войну.

Мой кобзарь — не запорожец,
Что, в атласе да в шелках,
Пел о штурме Трапезунда,
Об отважных казаках.

Нет, незрячий и убогий,
С бедной лирой за плечом,
Он плетется боязливо
За мальцом-поводырем.