Евгений Гребёнка - Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв.

Стоит в дверях полонянка,
За столом сидит Иванко,
Плачет дивчина слезами,
Говорит казак словами:
«Не плачь, девка, не плачь, красна,
Твоя доля не бессчастна.
Взял тебя я не для глума,
Не такая моя дума.
Я с тобою — обещаюсь —
В воскресенье повенчаюсь.
Чуть тебя окину взглядом —
Отца, матерь вижу рядом».
  Славно казак говорил,
  Только рода не спросил.
  Вот в субботу обручились,
  В воскресенье поженились,
  Лишь тогда разговорились.
  «Ты скажи мне, моя краля,
  Ты какого роду, края?»
  «Я в Киеве рождена,
  По отцу — Ивановна:
На Подоле все мы жили,
Вдруг татары наскочили,
Отца, матерь погубили,
Меня, девку, полонили,
А маленький брат остался,
Не знаю, куда девался».

Как Ивась узнал об этом,
Занудился белым светом:
«Ох, бедный я сиротина!
Злая пропади година,
Когда мать нас породила:
Лучше б в речке утопила,
Лучше б хищные татары
Нас обоих порубали!
  Я из Киева — Петренко,
  По отцу я — Иваненко;
На Подоле все мы жили,
Вдруг татары наскочили,
Отца, матерь погубили,
Тебя, сестра, полонили,
А я, хлопчик, укрывался,
На несчастье жив остался!
  Видно, бог нас покарал,
  Что брат сестру не узнал?
  Или свет кончается,
Что брат с сестрой венчается?
Пойдем, сестра, горою,
Развеемся травою,
Пойдем, сестра, степями,
Развеемся цветами.
Станешь сестра, желтый цвет,
А я стану — синий цвет.
Будем жить до конца света:
В одном цветке — два цвета».

Пошли они горою,
Развеялись травою;
Пошли они степями,
Развеялись цветами,
Стал Иванко — синий цвет,
Стала Марья — желтый цвет.
Как связали в церкви руки,
Не бывало им разлуки;
Как в той церкви повенчались,
Оба вместе и остались:
В одном цветке — двоим жить!
Стали люди косить,
За них бога молить,
Стали девки цветы рвать,
Грехи из них забирать.
Стали люди толковать:
Вот это — травица,
Где с братиком сестрица.

Дайте мне коня лихого,
  Дайте вороного;
Отпустите казачину
  В путь-дорогу снова.

Я уздою золотою
  Коня зануздаю;
Ветром буйным понесуся
  К родимому краю.

Конь казацкий — борзый, хватский —
  Копытами грянет,
Возле куреня родного,
  Как вкопанный, станет.

Соскочу я с вороного,
  Землю поцелую,
Чарку, полную горелки,
  К губам приложу я.

Тихо, тихо… Нету больше
  Коня вороного, —
Не пускают казачину
  В путь-дорогу снова.

Знать, помчится пан полковник
  Без меня на сечу,
Взойдет солнце в чистом поле —
  Я его не встречу.

Чья-то сабля засверкает,
  С недругами споря,
В быстрых чайках запорожцы
  Расколышут море…

Ой, когда б мне снова дали
  Коня вороного,
Ой, когда б меня пустили
  В путь-дорогу снова!

Брат казак, скачи за мною на коне горячем!
Все равно о нас с тобою никто не заплачет,
Только матушка-свобода, сабелька-сестрица,
Конь буланый, быстроногий да стенная птица.
Ой, тряхнем казной своею, брякнем золотыми, —
Сразу сыщутся-найдутся други-побратимы.
Все равно поляжем в поле, как судьба судила,
Только солнце и увидит раннюю могилу,
Только жалобно кукушка закукует в чаще,
Только волки в голос взвоют по родне пропащей…

Ох, судьба моя, судьбина, тяжко жить на свете!
Ну, а все ж не наглядеться на родные степи.
Поразвеются туманы, солнышко проглянет,
Поразвеются печали, светлый час настанет.

У меня был конь ретивый,
Конь могучий, долгогривый,
Самопал, и сабля злая,
И девчонка разбитная.
  Турки скакуна убили,
  Ляхи саблю иззубрили,
  И не стало самопала,
  И девчонка убежала.
За буджакскими [11] Стр. 40. Буджак. — Так назывались в XVI–XIX вв. земли на юге Украины между устьями Дуная и Днестра. степями
Ходят наши с бунчуками [12] Бунчук — казацкий воинский значок — конский хвост на древке. ,
А я с плугом да с сохою
Гнусь над пашнею сухою.
  Что ж, такая моя доля:
  Вол устал, в бурьянах поле.
  Ветер веет-повевает,
  Котелочек закипает.
Ой, кто в роще — отзовися,
Ой, кто в поле — появися,
Скоро все покроет мглою —
Сядем ужинать со мною!
  Нет… никто меня не слышит
  Из-за тучи месяц вышел;
  Ветер веет-повевает,
  Котелочек остывает…