Евгений Гребёнка - Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв.

Ну что еще может сравниться
С уделом поэта на свете!
И странно, что все не стремятся
В поэты на нашей планете!..

Пусть остальные пьют друг за дружку,
Я своим счастьем пьян без вина.
Только восторгом моим, а не кружкой,
Прелесть вселенной озарена.

Как благодатно
В дымке закатной
Дали прощальным блеском зажглись!
Вечером ясным
Веяньем властным
Душу уносит в горнюю высь.

Необычайно,
Чувствую тайну
Мир обнимающего родства.
Ум, хоть и гибок,
Полон ошибок,
Сердце правее, чем голова.

Знаю наверно:
Небо безмерно
Чувству открыто, все без конца.
Мир — это чудо,
Явное всюду,
В благоговенье славит творца.

Лунной печалью
Светятся дали,
Лунной печалью строг небосвод.
Звезды бессонно
По небосклону
Водят и водят свой хоровод.

«Неизреченна
Слава вселенной», —
Как бы твердят светила, крыля.
Звездному строю
Снизу земною
Песнею песней вторит Земля.

В этом напеве
Слышны деревья,
Одурью грядок пахнущий сад,
Свежесть рассвета,
Шелесты лета,
Ропот прибоя, роз аромат.

Сдавшись напору
Брачного хора,
Сам ликованья я не избег,
И, подпевая
Песне, я знаю:
Богу подобен я, Человек.

Кто дал прозреть мне? Что превратило
Жизнь предо мною в сказку и сон?
Кем над уделом твари бескрылой
К высшим пределам я вознесен?

Это все ты, любовь. Ты причина.
Это тобою совершено,
Небо и Землю всю — воедино
Соединяющее звено!

Ты, на кого клевещут жестоко,
Именем чьим зовут, что хотят:
Скотоподобье, пошлость порока,
Образ животный, грязь и разврат.

Всех постигало косноязычье,
Брался лишь кто тебя воспевать.
Как описать твоей силы величье,
Свыше дарованная благодать?

Но, как кончины предчувствие мечет
Лебедя с песней за облака,
Пусть этот стих мой увековечит,
Царственная, тебя на века.

Для красоты своей небывалой
Ты всю природу обобрала.
Голос у соловьев украла,
Алый румянец у роз взяла.

— Сон мой, мечта моя! — славословья
Сами теснятся мне на уста,
Ты, величаемая любовью,
Все увенчавшая чистота.

…Пусть остальные пьют друг за дружку.
Я своим счастьем пьян без вина.
Тайной любви моей, а не кружкой
Прелесть вселенной озарена.

То я мудрец, то — сумасброд,
Я ни глубок, ни плосок.
Дитя падений и высот,
Я жизни отголосок.

Глубокомыслью не дивись,
На простоту не сетуй:
Все чувства мощные слились
В отзывчивости этой.

Способность замечать дала
Мне в дерзкий дар природа,
И я ловлю, как зеркала,
Все, что мелькнет у входа.

Но слышу и передаю
Лишь то, что в полной мере
В придачу к своему чутью
На опыте проверю.

Итак, не то, что в первый миг
Предполагают люди,
Я жизни чистый проводник
И истины орудье.

Уж не тот я, что когда-то;
Седина гнетет сурово…
Уж не так звучны раскаты
Рога моего стального.

Сердце ж все быть сердцем хочет,
С временем в неравном споре.
В нем пылает, в нем клокочет
Человеческое горе.

Сердце полнилось по капле
Ядом слез, потерь, мучений…
Времена полны не так ли
Мириадами мгновений?

Так к чему мне жизнь такая,
Если — вот и смерть все ближе,
А тебя, страна родная,
В разоренье горьком вижу.

Но когда надежда белым
Мне крылом блеснет над тьмою,
Мню себя я Тариэлом [147] Стр. 363. Тариэл, Автандил, Придон, Дареджан — герои поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». ,
Обуянный вновь мечтою.

И зову, трубя протяжно,
Автандила и Придона:
Дареджан в плену у каджей [148] Каджи — злые духи.
Избавленья ждет бессонно!

Что мне проседь! Я седины
В славной битве окровавлю,
Боевой мой рог старинный
По-иному петь заставлю.