Эдна Сент-Винсент Миллей: Любовный хлеб

Жалей меня не оттого, что лик
Луны поблек, волна стремится вспять;
Не оттого, что страсть мужская – миг
И больше мне твоей любви не знать.

Давно известно мне: любовь – пурга
Цветов, летящих с вишневых ветвей,
Прибой, швыряющий на берега
Обломки затонувших кораблей.

Жалей меня за то, что разум скор,
А сердце неразумно до сих пор.

Вдруг от твоей всем видимой личины
И от твоих рассказов устаю,
Рассеянно из беглых мыслей вью
Свою причудливую паутину;

Тебе в лицо и на руки смотрю,
Любя, не знаю, в чем любви причина…
«Но он в стихах так изливал кручину,
Так пел восторг!» себе я говорю.

Припомни, друг, когда черты чужие
Начнешь искать, всмотрясь в мои черты,
Как в книге ты меня узнал впервые,

Как за строку в меня влюбился ты:
Мы связаны, покуда пальцы злые
Не сдавят горла певчей Красоты!

Вовек не затянуться этой ране –
Ее не смерть, не злоба нанесла:
Сама любовь истлела, отцвела,
У Красоты оборвалось дыханье.

Теперь на этой выжженной поляне
Трава не вырастет: сгорят дотла
Ростки – их уберечь я не смогла.
Там, под землей, горчит мое страданье.

Я вынести могу ветра в апреле,
А в августе – последний летний гром;
Я знаю, что мы все в земной постели,

Ко праху прахом отойдя, уснем.
Но смерть мечтаний лучших в колыбели
По сердцу моему – удар ножом.

Опять приду на этот хмурый берег
И хижину поставлю у воды,
Так, чтобы водоросли – знак беды –
Чуть-чуть моей не достигали двери,

Так, чтоб исчезла боль моей потери,
Прозренье унесло ее следы.
Здесь будут мысли ясны и тверды,
Лишь здесь познаю счастье в полной мере.

Любовь из глаз твоих ушла мгновенно,
Не помнят нежных слов твои уста;
Миг – и исчезнет вкупе с тем, что тленно,

Полунапевность, полунемота.
Зато все те же скалы в буйстве пены
Увижу там, где юность прожита.

Признаться, я люблю тебя не так,
Как жизнь – к примеру, меньше, чем вьюнок,
Что вкруг стены оставил гибкий знак,
Не как листвы осенней костерок.

Но ты – ты светишь мне в моей судьбе
Жемчужной мглой, предвестницей дождя.
Упрямо взор мой приковал к себе!
И я смотрю, смотрю не уходя.

Пройдут недели, прежде чем пойму,
Зачем мне помнить цвет твоих кудрей,
И как они растут, и почему
Я от словес твоих живу мудрей.

Узнает мир, что я тебя люблю,
Хотя любви сейчас не сознаю.

Я женщиною рождена, и мне
Присущи наши, женские понятья.
Готова я упасть в твои объятья,
Когда мы вместе; въяве ли, во сне

Пульс прояснен, а разум – в пелене.
Так создан свет – над беднотой и знатью
Владычит Страсть. И снова я проклятью
Подчинена, унижена вполне.

Ты не подумай, что из-за измены
Здоровой крови шаткому уму
Я сразу полюблю тебя. На смену

Презренью жалость сердцем не приму –
Напротив. Нам, безумцам, несомненно,
Слова при новой встрече ни к чему.

О музыка, не умолкай, звучи!
Обратно в мир не отвергай, продлись!
Твои животворящие лучи
В моей душе, как маяки, зажглись.

Ты властного прозрения полна:
Злость, зависть – все, гнетущие Добро,
Застыли в путах колдовского сна,
Как поварята в сказке у Перро.

Вот лучший в жизни миг! Покой храня,
Цветет напев, а хрупкий стебелек
Его истерзан… Не отринь меня,
Гармония, пока не грянет Рок

И мой волшебный город не сметет…
О музыка, одна ты мне оплот!

Из всех кричащих в крайностях недужных:
«О, смилуйся, жестокая Любовь!»
Сочти меня слабейшей из ненужных –
У них на смятом сердце рдеет кровь.

Они томятся, криком оглашая
Темницу и во сне и наяву.
Моя кручина в точности такая:
«Пусти на волю! Не переживу!»

Оковы разорвать бы мне хотелось,
Но золотом они в ушах звенят…
А если вдруг найду в себе я смелость,
Не брошу все равно тюремный ад –