Варвара Малахиева-Мирович: Хризалида. Стихотворения

Ветер к югу несется и к северу мчится,
И кружится по дальним пределам земли.
Но откуда умчался, туда возвратится,
Возвратится на круги свои.

Реки в море стремятся, но лоно морское
Отсылает к истокам в дожде их волну.
И опять возвращаются прежней рекою
Те же воды в его глубину.

Всё, что было и есть, уже было когда-то,
Что свершается ныне, свершилось в веках,
Только память о бывшем прошла без возврата,
И что было живым, обратилося в прах.

Ничего нет под солнцем, что было бы ново,
Если скажут: «вот это» иль «это» – не верь.
Неизменны пути дня творенья земного,
И что было и будет, то есть и теперь.

Испугано сердце твоей красотою [19] « Испугано сердце твоей красотою… ». Кудиново – село в Ногинском районе Московской области. Ср. записи в дневнике М.-М.: «Вспомнился Кудиновский лес – ландышевые аллеи, кукушки, черника. Это был очень несчастливый этап моей личной жизни» (13 августа 1931 г.); «В Кудиновских лесах (возраст за 30 лет) – определенный зрительный образ, возникавший при неожиданной тревожной перекличке птиц, летящая через лес низко над землей молодая женщина в зеленом одеянии, с зелеными глазами, с зелеными волосами. В каждом лесу и всегда ощущение затаенного присутствия стихийных духов» (8 июля 1940 г.). ,
Редеющий, гибнущий, призрачный лес.
Овеян улыбкой вершин золотою,
Простор побледневших высоких небес

Уходит всё дальше, уходит всё выше
В немую пустынную чистую даль.
А здесь, на земле, всё прекрасней и тише
О жизни, о сне улетевшем печаль.

На тихой поляне просторно и гладко,
В березовой чаще так странно светло.
И таинство смерти так жутко и сладко,
Так близко к душе подошло.

Лететь, лететь, но не во сне,
Не на тисках аэроплана,
Лететь – как птица в вышине,
Лететь – как ветер океана.

Услышу в трепетных плечах
Прилив знакомого усилья,
И это будет первый взмах,
И это будут крылья, крылья!

Живая лазурь над вершинами елей
Тепла и бездонна, как любящий взор.
В ней чудная тайна святого веселья.
В ней сумраку духа небесный укор.

И ласково светит душе омраченной,
И шепчет живая лазурь с высоты:
«Отдайся мне, любящей, теплой, бездонной,
Отдайся мне, вечной, как ты».

Коршун всё ниже, всё ниже кружится.
Вот он – последний миг.
И всё так же, ликуя, струится
Сон цветов полевых.
Знает ли небо, знают ли травы
Предсмертный, смертный страх?
Свято ли им убийства право?
Свершилось! И всё та же сила и слава
И мир на земле. И в небесах.

Словно опал драгоценный,
В смутной оправе темнеющих гор
Переливом красы несравненной
Блещет озера тихий простор.

В нем растаяв, лазурь побледнела,
Стало золото чище, нежней.
И заря, умирая, одела
Его розовой тканью теней.

И красив он, опал драгоценный,
И изменчив, как радость людей.
Миг – и нету красы несравненной,
И вода его – ночи темней.

Больная нежная заря
Зеленым пламенем хрустальным,
Не угасая, не горя,
В своем томлении печальном
Не говорит ли нам о том,
Что снится небу жизнь иная,
И мы, как сны его, плывем
К вратам утраченного рая?

Я умираю, умираю [21] « Я умираю, умираю… ». В дневнике 12 января 1946 г. записано с названием «Хризалида» и пометой «лет 30 или 40 назад написанное». Здесь разночтения: в 5-й строке: «всё реже», в 10-й: «Тревога каждый миг растет». 12: «и зовет…». Повторные записи 29 декабря 1948 г.; 6 декабря 1951 г. с комментарием: «Здесь отразился лично мне несвойственный, очень растянутый период угасания жизни стареющих людей, чуждых пробуждения к обновлению жизни, кот<���орое> ощущается ими только в миг так наз<���ываемой> смерти ». В записи 7 января 1951 г. к словам «могильный сон» сделано примечание: «Отсутствие сознания, что сон этот – переход в инобытие». Стихотворение здесь припоминается в связи с чтением предсмертного дневника Л.H. Толстого: «Он записывал в этом дневнике чувства, мысли и последние касания к жизни по эту сторону могилы. Могила в данном случае – хризалидное состояние». 17 сентября 1952 г. еще одна запись этого стихотворения. Здесь с названием «Хризалида». Вариант начала 7 строки: «Все помышленья». ,
О, душность гробовых пелён!
Какая тьма вокруг сырая,
Как тяжек мой могильный сон!