Варвара Малахиева-Мирович: Хризалида. Стихотворения

Седая изморозь ложится на траву [13] « Седая изморозь ложится на траву. ..». «Было напечатано в отрывном календаре» (записано в дневник 10 июня 1950 г.). .
Так холодно в лесу, так тихо по утрам.
И так не верится, что были наяву
Весеннее тепло, цветы и птичий гам.

Хоть неба синего бессмертная весна
На смену дней с улыбкою глядит,
Лесная чаща ей не верит и грустна,
Вся обнаженная, застывшая, молчит.

И только мертвый лист, сорвавшись с высоты,
Порою шепчется с кустарником сухим:
Быть может, вечен мир, но где же я и ты?
Быть может, вечен мир, но мы прошли, как дым.

Перед грозою
В лесу тревога:
Шумят деревья,
Пылит дорога,

Трепещут травы,
Дрожат былинки,
Сухие листья
Вниз по тропинке

С горы сбегают,
Спешат, теснятся.
Жизнь потеряли,
А бурь боятся.

Там, в тени речного сада,
В полумгле зеленых вод
Бледнолицая наяда
Косу длинную плетет.

Расплетает, заплетает,
И коварна, и грустна,
Гостя в омут поджидает,
В пышный сад речного дна.

Брезжит лунное сиянье
В полумгле зеленых вод,
Томной жалобой шуршанье
В камышах плывет, плывет…

Зыбь темней. Плеснули травы,
И мохнаты, и влажны,
Тихо вздрогнули купавы,
Закачался диск луны.

Тише, тише – осторожно…
В полумгле зеленых вод
Невозможное возможно,
Схороненное живет.

Когда живешь в своей пустыне [15] « Когда живешь в своей пустыне… ». Опубликовано в журнале «Русская мысль» (1902. № 8. С. 188).
Ты, неприветный и немой,
Позволь коснуться мне душой
Твоей печали, как святыни.

Я к ней сойду зеленой сенью,
Миража зыбкою красой,
Летучей облачною тенью,
Прохладной белою росой.

И над гробницами былого,
Над колыбелью мертвых снов,
Среди увянувших цветов
Пройду, как вздох цветка живого.

Белеют призрачно березы [16] « Белеют призрачно березы… ». Опубликовано в журнале «Русская мысль» (1903. № 3. С. 176).
В объятьях сумерек и сна,
Могил таинственные грёзы
Пугливо шепчет тишина.

Туманно вдаль плывут аллеи,
Чернеют старые кресты,
И ангел мраморный, белея,
Простер крыло из темноты.

А вот и свежая могила —
На ней цветок, еще живой…
О, сердце! Что же ты застыло
Пред миром тайны роковой?

Зачем довериться не смеешь
Ее безмолвной глубине,
О чем так горестно жалеешь
В блаженно-грустной тишине?

Иль голос вечного покоя
Тебе один поведать мог,
Как жарко любишь ты земное,
Живое, полное тревог?…

О, Боже! Плотски́ми ли смотришь очами [17] « О, Боже ! Плотскими ли смотришь очами… ». Четвертое стихотворение цикла «Из книги Иова», состоящего из девяти стихотворений. Датировка этого и следующего стихотворения по записи М.-М. в тетради ее воспоминаний о М.В. Шике, где рассказывается, с каким жадным вниманием он, еще 15-16-летний гимназист, слушал в салоне своей матери чтение только «вышедших в печать стихотворных переложений из Иова и Экклезиаста», выполненных М.-М. Разыскать публикацию не удалось. ,
Пристал ли Тебе человеческий суд!
Кого обвиняешь? Я тень меж тенями,
Пройду, и назавтра меня не найдут.
Не Ты ли создал меня? Плотью и кожей,
Костями и жилами дух мой скрепил?
Зачем же, как лев разъяренный, о, Боже,
Ты ныне свой бег на меня устремил?

Суета и томление духа пустое [18] « Суета и томление духа пустое… ». Первое из цикла «Из книги Экклезиаста», состоящего из одиннадцати стихотворений. Ко всему циклу предпослан эпиграф «Суета сует, сказал Экклезиаст. / Суета сует и всё суета». ,
Всё, что было и есть, и что будет потом.
Солнце всходит, заходит всё той же стезею,
Путь свершит и выходит на месте своем.