Алексей Лосихин: Сериалы моей жизни

Нет, я пока еще не стар
И держу хорошо удар,
Жадно пользую я свой дар,
Жадно,
Но как в годы вперед взгляну,
Неужели пойду ко дну?
Неужели я не сверну?
Ладно.
Потолок белым-белым стал,
В голове-то такой скандал
Мыслей с мыслями, этот зал
Мал им.
Мне успеть бы все передать,
Перевесть, донести, не сломать,
Все до крошечки их собрать.
Скалим,
Скалим зубы свои всем,
А язык-то все нем и нем.
Про него мы забыли совсем.
Жалко.
Он не враг, так дурак сказал.
Он огонь, он словес вокзал.
Точно рупором я стал.
Сталкер.

Небо Буэнос-Айреса бело-голубое
Флагу подарило бледные цвета.
Я хочу делиться этим всем с тобою.
Жаль, что разделяет нас сейчас вода.

Я хочу делиться жизнью Аргентины,
Где несут достойно самый тяжкий труд.
Здесь танцуют танго люди на картинах,
И свои порядки они свято чтут.

Здесь у них Эвита – местная икона.
Песня «Аргентина» гимном здесь слывет.
Улицы, машины, не пройти спокойно.
Люди дружелюбны, и никто не врет.

По асфальту ездят здесь автомобили,
Для которых время потеряло бег.
Звуки старых поршней улицу забили
И упорно срочат двадцать первый век.

Здесь в расцвете осень влажная, больная,
А у нас в России поздняя весна.
Небо Аргентины как кусочек рая.
Плачу здесь. Спасибо. Отхожу от сна.

Я вам пою, и все прекрасно.
В меня здесь танцовщица влюблена.
Певица тоже, кажется, неравнодушна
И пара геев мной увлечена.

Пою я всем, но вижу только вас.
Они лишь ряд свидетелей займут.
Я взглядом не пускаю ваших глаз —
И нашего блаженства не поймут.

Я голосом ломаю балюстрады,
Стоящие меж нами на пути.
Но кончился мотив и… точка маскарада.
Мы вновь чужие, «Можно мне пройти».

Московская жара – и город на коленях.
Пред солнца естеством вмиг чахнет все вокруг.
Трапеции у крыш погнулись в исступленьи,
Не излечить ничем глубокий сей недуг.

Сегодня и вчера потопы в Пакистане,
В Москве пожар и птицы срываются с небес.
Горят леса, и голубь в асфальтовом стакане
Вдруг рухнул в битум, счах, уже не ждет чудес.

Земля сошла с ума, меняясь полюсами,
И человек виной, виной, конечно, он.
В погоне за лихвой себя теряем сами.
Ну вот, теперь и мир ты выставил на кон.

Отмахиваюсь от мух,
Отмахиваюсь от мук,
Отказываюсь от дел.
Кто смел, тот и погорел.

Пью тихенько я свой чай,
Осматриваюсь невзначай,
А вдруг где что упадет,
Моя то рука подберет.

Не нужно бессонных ночей,
Без них я куда бодрей,
Без них я спокойней, белей,
А так мне и веселей.

Бабах, а вот жизнь прошла,
Меня-то до корки прочла.
Хочу!!! Да уж поздно бежать,
Лишь пепел остался лежать.

Очки в роговой оправе,
За ними не спрячешь слезы.
И снять-то я их не вправе,
И не спасут от грозы.

В них выгляжу я глупее
Сквозь выпуклость толстых линз.
В них кожа моя старее,
Но вижу я в них карниз.

Я вижу в них, что не летаю.
Я вижу в них, что упаду.
Я знаю, я все это знаю
И быль из сознанья краду.

Очки в роговой оправе,
Как мне ненавистен ваш вид,
Я их разобью о гравий.
Плевал я на правил магнит.

Расправлю я пальцы к небу,
Ногтями упрусь в облака.
Да здравствует вечная небыль.
Жаль, что не крыло рука.

Куда ты так резко
До сердца достанешь,
И рвешь, и терзаешь
Ты душу мою.

По крови гуляешь
Размашисто, чисто,
Легко и игристо
Тебя познаю.

Порывисто, быстро,
Ни с чем не сравнишься,
Грозой заискришься
Ты под чешую.

Любовница, злишься,
Когда не с тобой я,
Не знаешь покоя.
Все помню, пою.

Веласкес и Гойя
Чудесны, но все же
Всегда ты моложе,
Всегда на краю

О Боже, о Боже,
Великие звуки.
Я музыки муки
Так боготворю.

Он вынул меч,
Он борется с тенями,
И так увлекся этим в кураже,
Что забывает позвонить он маме,
Живущей в ленинградском рубеже.