Наталья Тимофеева - Звёздный смех

Громы грохочут гневливо в небесной гортани.
Плавится день от жары, замирая в тени.
Клонится вниз виноградная плеть, будто в бане,
Преют венцы белых роз… Угорелые дни.
Смотрят, синея, цикория нежные очи,
В небо готовые, снявшись, внезапно взлететь…
Перья парят облаков, свой особенный росчерк
Дав мне на сини небес, не спеша, рассмотреть.
Еле шепча меж ветвей, ветры прячутся втуне,
Ленью повенчана даль и великою мглой…
Августа волглая блажь зачиналась в июне
И, припечатана солнцем, лежит над землёй.
Где-то дождят и гвоздят бесконечные сонмы
Бешеных ритмов погодных – потопные дни.
Здесь же укрыться нельзя от пылающей домны
Солнечной ярости, только пожару сродни.
Изнемогаю, пластаюсь в домашней прохладе,
Где не достанет палящая знойная твердь…
Пишет историю лета в Великой тетради
Месяц, готовый вот-вот за него умереть.

Cмиренный вечер полон благодати
Из золотого тлена сентября,
И ветер нежным голосом Амати
Поёт в ветвях, забвением даря.

Проглядывают звёзды голубые
На сребротканом пологе небес,
Где сполохи померкли огневые
Закатного свечения, навес

Туманной дымки белой поволокой
Сравнял вершины острые вдали,
Луна с востока выкатила око,
И паутин в серебряной пыли

Заметно стало тихое дрожанье…
Ночная птица вскрикнула, стрелой
Из сумрака промчавшись, как посланье
Неведомого, и над головой

Смутила струй воздушных натяженье,
Гармонию нарушив тишины,
Посеяв в сердце смутное волненье,
Идущее из самой глубины

Извечных недомолвок подсознанья,
Где селятся печали бытия…
И схима ночи облекла в молчанье
Забытое моё, земное «я».

В тишине, исполненной молчания
И осенней спелости плодов,
Есть великий заговор прощания
С бесконечной горечью годов.

В золотом отчаянном струении
Переливов тлена сентября
Тонет века бред и нестроение,
Перед вечным холодом горя.

И в последней прелести прощения
Предвкушая негу и покой,
Мир, что полон зависти и мщения,
Отворяет небо надо мной.

Он, меня отторгнув, в умирание,
В затуханье смысла и добра
Утоляет терпкостью познания
Разум мой под спудом серебра.

И, склонив седины к неизбежности
И к нетленной сладости святынь,
Погибаю от любви и нежности,
Погружая душу в эту синь,

Где аккорды бездны несмолкаемо
Ровным пульсом движут ход планет,
Где вибраций жизни нескончаемо
Полон сотворённый Божий свет.

Осенило, – тебя здесь нет!
Это был только сонный морок…
Говорил несусветный бред,
Кто-кому и насколько дорог,
Лепетал про любовь свою,
О моей не сказав ни слова,
Мол, со мной тебе как в раю,
Рай забыв обиходить снова.
Дескать, – птица твоя «фазан»
Или «феникс», – уже не вспомню,
Пальцем дробь ковырял из ран,
Взор свой миру являя томный.
И настойчиво, хоть поверь,
Предлагал и моря, и страны…
Ну, а я за собою дверь
Затворила сегодня рано,
Вышла в утро, как будто сон
С плеч свалился с тобою вместе…
И летели со всех сторон
Птичьи звоны – шальные вести.

***
Рукоплескает зал поэту, он без фантазий был бы плох.
На нём поэзия надета, как бычий потрох на горох.
Гремят литавры славы вящей горохом в бычьем пузыре,
Поэт в восторге настоящем слагает вирши на заре.

Клокочет жар в груди остылой, седые вьются кудельки, —
Поэту всё в поэте мило, он не страдает от тоски.
Вообразив себя торерой, он видит мысленно Мадрид,
Себя – за кислою мадерой…. – неподалёку бык стоит,

Арену роет он копытом, косит его кровавый глаз…
Толпа в одном дыханье слитном кричит, предчувствуя экстаз.
Итак, поэт перо хватает и колет лист перед собой,
Как будто бы в быка втыкает мулету. Этакой борьбой