Вадимир Трусов - Это еще не все…

Выйди на улицу – мигом поднимешь ворот,
Да и рванёшь, в походку вплетая бег.
Юго-восточный нынче штурмует город,
Ливень створожив в первый как будто снег.
Это всего лишь милый каприз осенний,
Шторм в Заполярье дышит куда сильней!
В общем, с погодой издавна здесь веселье,
Волей творца озёр средь сплошных камней.

Славная всё-таки девушка – Монче-тундра!
Сколько сердец разбито и пленено!
Сладить с красавицей, ох, как порою трудно!
И на любви споткнуться немудрено.
Страсти, всерьёз поклонников укатавшей,
Вечная память – главная из примет.
Значит, не зря сказал мне братишка старший,
Что отставных мончегорцев в природе нет!

«…с подлинным верно». Частности отметая,
Впору скрижаль тревожить лихой строкой.
Разве сравнится с ней похвальба пустая
(Нам, дескать, местным, разницы никакой,
Стихнет стихийное гульбище в поднебесье
Или шарахнет сызнова по своим!),
Коль зачастую даже словами песни
Благоразумно жертвовать норовим.

Осенью здесь что ни день – коротышка мглистый,
Толком-то и в глаза ему не взглянуть.
И вместо солнца, сникшего по-английски,
Для воспаленно верящих в светлый путь,
Дальний прожектор, если однажды выстрелит,
Не уточняя, где окопался враг,
Только по озеру тропку всего и выстелит —
Тропку, с которой шаг вправо, шаг влево – мрак.

Эх, родимая сторонка,
То грязища, то снега,
Блеф невидимого фронта,
Тень заклятого врага,
Без которого, пожалуй,
Околеть немудрено.
Точно с плёнки залежалой
Антикварное кино,
Жизнь сварливо суетится,
Только будто бы во сне.
Ну, при чем тут тройка-птица?
Тот, кто нынче на коне
Уж давно отсель далече,
След простыл, ищи-свищи.
Проще всласть расправить плечи
Развалившись на печи.
Но зато уж по субботам
В клубе танцы под баян.
Вряд ли праздник выйдет боком,
Если кто напьется пьян.
Значит так ему и надо.
Пьянка тоже мастерство.
Нам Канада и Гренада
Все едино – баловство.
Здесь куда как веселее,
Хоть и тошно иногда.
Глянь, в соседских пальцах тлеет
Вифлеемская звезда
От затяжки до затяжки.
Благо, что тмутаракань.
Лишь жестокие мультяшки
Топчут старенькую ткань
Запыленного экрана.
Может статься, что и впредь
Удлинённая программа…
До конца не досмотреть.

Я живу потому, что когда-то рождён,
И господь меня грешного терпит покуда.
А ещё оттого, что любовь (убеждён!) —
Это всё-таки самое главное чудо.

Не снискал я регалий и прав не качал:
Обрету всенародную, дескать, известность.
Ибо чтящему слово началом начал
И наградою может быть только словесность.

Это смешно, наверное?
Нет уж! Скорее – скверно.
Просто в моей голове
Присутствует некая лошадь.
Она соскучилась по траве
Она копытами череп мой крошит,
Она превращает в пену
Мой жидковатый мозг.
О, если бы я ее выпустить мог!
И она навсегда бы ушла,
Оставив в покое
Несчастную голову,
Начиненную навозом,
С конским волосом пополам.

Суконный космос мокрых дел,
Преданья преданных напрасно…
Инстинкт навязчиво гундел
За жизнь, которая прекрасна

И не настолько коротка,
Когда, познав судьбы стервозность
(Помилуй, боже, дурака
И сократи опасный возраст!),

Себя научишься беречь,
Юлить, выплёскивая локти
Меж остальных; кривую речь
Дрессировать в лужёной глотке.

Авось понадобится вдруг?
Увы, механика простая:
Соврать – недорого берут,
И, тем не менее, хватает

Желудок полным соблюсти
(Мечта с рождения костистых)
И, в обескровленной горсти
До хруста корм подножный стиснув,

Унять разборчивую злость.
Оно весьма, положим, кстати,
Что ничего не началось,
Что докладать о результате

Кому б то ни было теперь
Вдвойне смешно; еще важнее,
Что я опять перетерпел,
Считая нормой ахинею.

Смотри, звезда моя, смотри!
Гори со всеми потрохами!
Как те ночные фонари
В рабочий полдень полыхали;

Кипи, затравленная ртуть —
Слеза зеркал неугасимых!
И пусть внештатные плетут
Шустрей тачаночных максимов,

Телеграфируя восторг
Национального единства,
Пусть тарахтит всеобщий торг,
Где даже черствый бородинский