Мурат Тюлеев - Сквозь сумрачные дни. Стихотворения 1994 года

Я вышел из игры, когда погасли свечи.
О мраморные плечи разбились чьи-то губы.
Сквозь карточные клубы, сквозь щёлканье задвижек,
я вышел из квартиры и замер, неподвижен.

Луна была банальна, бананом над бульваром.
Шальвары знойных модниц призывно шелестели.
В убогих чёрных спальнях уже ушли в постели,
разъединившись строго по документам в пары.

Я мог бы рассмеяться, увидев столько дряни,
людишек и тряпьё, что важно изрыгала
могучая машина, кромсала и жевала
и, умерщвляя душу, зуд приживляла к ткани.

Но я не рассмеялся, я взял огромный молот,
я паровой машиной по черепам пронёсся.
Я раскурочил всяких: и тех, кто с чёртом снёсся,
и тех, кто был безгрешен лишь потому, что молод.

Я раздавил их махом в одну сырую массу:
рубахи, туфли, платья, лодыжки, зубы, ногти,
колёса, шестерёнки, регалии и масти,
амбиции и нервы, ладошки, рёбра, когти.

Я вышел из игры, другой игрой увлёкшись,
Я возвратился снова туда, откуда вышел,
где игроки по норам попрятались, как мыши,
когда я внёс свой молот, нагретый и истёкший.

– Совокупляйтесь, твари! В последний раз! – я крикнул. —
Грызите бёдра, груди, от страсти изнывая,
и, выжрав с потрохами все вздохи и стенанья,
исчезни же из жизни, отверженная стая!

Я отлучу вас сталью от тех, кем вы не стали,
я превращу вас снова в исходный биомусор,
чтоб ваш создатель снова вас создал, но другими!
Я дам ему возможность исправить свой просчёт!

Город расцвёл, как положено, летом,
пёстрых одежд не жалея.
Кто я такой, чтобы прелести в этом,
не узнавать, холодея?

Кто я такой, чтобы портить пейзаж
взглядами исподлобья,
на повседневный ажиотаж
плюнув испорченной кровью?

Я ненавижу тебя, суета!
Ты изначально фальшива.
Праздник твой гадок, твоя красота
лжива и сотни раз лжива.

Кто я такой? Я частица твоя,
я твой фурункул смердящий!
То, что погибнешь ты из-за меня —
вот это восторг настоящий!
Там, в пределах воинских частей

Там, в пределах воинских частей,
мотыльками звали мы девчонок,
чей был стан до удивленья тонок,
что с тупой покорностью болонок
и упорством записных блядей
лезли к нам через бетон ограды,
за любовь не требуя награды,
и которым, ясно, были рады
там, в пределах воинских частей.

Там, в пределах неумелых ласк,
ремешки слетали и подтяжки,
бултыхалась бражка в мятой фляжке,
и ладошки хлопали о ляжки,
и сержант, как битый ловелас,
заводил хохочущих подружек
там, где терпкий звук солдатских кружек
разбивал на временных супружек
там, в пределах неумелых ласк.

Там, в пределах чувства и нужды,