Он служил на радиостанции, которая находилась в здании буддийского храма. Там на полу выложена мозаика в виде свастики – как символ плодородия в буддизме. Самолеты метились в эту радиостанцию – хорошая цель, бомбили. «Сидишь, передаешь-принимаешь сообщения, а самолеты кружатся, бомбят. А на полу свастика! Один раз попали, разворотили угол, но там стены толщиной с метр».
У папы тоже есть медаль «За оборону Ленинграда», так как до этого, будучи студентом техникума связи им. Кренкеля, он тушил зажигалки, дежурил на крышах домов. Но звания блокадника не получил. «Вы участник войны, это выше, чем блокадник!» Хорошая логика! Но он же всю блокаду провел в Ленинграде и только 3 июня 1943 года, уже после прорыва блокады, его вывезли на пароходе по Дороге жизни и отправили служить в Москву!
Когда пароход шел по Ладоге, папа инстинктивно поднялся на верхнюю палубу. Кружили самолеты и бомбили шедший транспорт. «Я знал, что не выплыву, вода в Ладоге холодная, да и плаваю я очень плохо, но сидеть внизу не мог, хотелось посмотреть летчикам в глаза». Но все прошло благополучно, бомбы попали в соседние суда. Кстати, ту же историю рассказывала мне другая бабушка, с маминой стороны, но об этом потом.
В Москве папу быстро обучили. Дали звание младшего лейтенанта. Служил он на Лубянке, в доме рядом со знаменитым гастрономом: обеспечивали связь ставки Верховного главнокомандования с фронтами. Когда в 90-х годах мы узнали, что творилось в подвалах Лубянки, папа был ошеломлен не менее, чем мы. Хотя кое-что, конечно, знал. Вербовали его в СМЕРШ, до сих пор молчит, не говорит. Но ненависть к этой организации я впитала с молоком матери.
Когда война подходила к концу, он экстерном окончил среднюю школу, так как до войны удалось окончить только два курса техникума. И решил поступать в институт. Выбрал МГИМО (тогда МИМО). Ничего себе! Сейчас бы – без протекции, без репетиторов!
В 1945 году ему было 20 лет. Из крестьян. Поступил. Пришел демобилизовываться. А там взвились! В МГИМО, без нашего разрешения!
Короче, отчислили, и он поступил в Институт связи МЭИС. Тут его демобилизовали, он перевелся в ЛЭТИ и уехал домой, в Ленинград, и навсегда сохранил привязанность к этому городу, хотя миллионы раз мог перебраться в Москву, да и проработал всю жизнь, считай, в Москве: ездил в командировки по два раза в неделю в Звездный городок, так как стал потом генеральным конструктором телевизионных репортажных камер для космических аппаратов. А начинал со съемки обратной стороны Луны, за что их группа получила Ленинскую премию. В список для получения он был включен, но премию дали намотчице. Второй раз он не получил Государственную премию уже потом, когда «Аполлон» стыковался с «Союзом», тогда же его не послали в командировку в США. Мы много планов строили на эту поездку, да и на премию, так как хотели улучшить свои жилищные условия…
Папа с мамой познакомились в чертежке, когда оба учились в ЛЭТИ. И поженились на 4-м курсе, 4 ноября 1948 года. Потом ездили в строительный отряд в Псковскую область, где папа был бригадиром женской бригады. Ели медвежатину, пели песни.
Я родилась перед дипломом, 31 декабря, в Снегиревке, папа защищался 7 января, а мама – 21 января.
Жили мы сначала у бабушки Ани, на ул. Маяковского, потом переехали на проф. Попова к бабушке Липе, где и родился мой брат Саша. Там освободилась комната, длинная и узкая, как кишка, так как одна из дедушкиных сестер, Агафья, умерла. Эту комнату мы поменяли на комнату на пр. Карла Маркса, когда в Институте телевидения (ВНИИТ), где работали родители, построили новый дом.
Там я пошла в школу.
Комната была большая: 26 квадратных метров с балконом. Окна выходили на завод имени Климова и покрывались толстым слоем сажи. Рядом был «Абразивный завод им. Ильича», завод «Красное знамя», ткацкая фабрика «Красная нить», завод «Русский дизель» и пр. Тем не менее на балконе регулярно устраивали гнезда голуби, в комнате у нас жили воробьи, один со сломанной лапкой, ворона, рыбки…
Комнат было три, и в каждой семья с двумя детьми. У каждой семьи был один день, чтобы помыться в ванной и постирать.
Дядя Ваня работал токарем, был большой, грузный и добродушный, тетя Маруся работала парикмахером, к ней приходили клиентки на дом, они сушили волосы в газовой духовке. На их столе на кухне лежало сливочное масло в тазике с водой: холодильников не было. Девочка Галя была моя ровесница, мальчик Сережа – моего брата.
Венеровские жили в самой маленькой, пятнадцатиметровой, комнатке, Леночка была ровесницей моего брата, а Дима родился незадолго до смерти своего отца, дяди Димы, который долго болел, я его почти не помню. Потом появился дядя Витя. Он был очень тихий, летал по коридору бесшумно. Мы отдали им свою двухэтажную кровать.
Читать дальше