Светлана Севрикова: Подранки. путеводитель по бесконечности

И что бы я ни говорила,
И как бы ты ни понимал, —
Весна сугробы растопила
На полуострове я-мал.

И как бы сны не толковали
По Миллеру, по Фрейду ли, —
Цветут фиалки на я-мале
И хороводят журавли.

И свет по сини расплескавши,
Течёт заря златым ручьём.
Мне всё равно, что будет дальше,
И даже смерть мне нипочём.

Какие могут быть печали,
Когда с небесной высоты
Врачуют ангелы лучами
Ожоги вечной мерзлоты…

И, воскрешённый первым громом,
Сотрясшим каменную высь,
Я-мал, поняв, что он огромен,
Упрямо борется за жизнь.

Книжные полки как длинные-длинные рельсы, —
Нет им начала, и быть им не может конца.
Перечитала Марк Твена, Герберта Уэлса.
Вышла на улицу. Слушаю песню скворца.

Март убеждён: даже камни когда-нибудь тают.
Может, ему и открыла бы карты свои…
Вдруг он поймёт? Книгочеям всегда не хватает
Книжки одной, о единственной в жизни любви.

Сколько бы книг не писалось… В кострах не горело…
Всё-то их мало… И всё-то в них – «что-то не то»…
Самая главная книга, – в лесу зеленеет
Буйной листвой и ветвями попав в переплёт,

Тихо шумит, так что ты ничего не расслышишь.
Ты не расслышишь! Тем более, кто-то другой.
Кроме меня, самой верной, надёжной и лишней,
Напрочь забытой, но ставшей твоею судьбой.

Кроме весны, что тебе даже слова не скажет.
Кроме любви, не узнавшей, что будет потом.
Ты станешь лучше, мудрее и чуточку старше,
Словно молитву её прочитав перед сном…

Главную книгу, про то, что действительно было
В точке скрещения разных как люди дорог.
Я не скупа. Я душою плачу за чернила…
Даже твоей… И не ври, что ты слишком убог.

Бродячий театр. На сцене грустит Арлекино,
Бия себя в грудь говорит про какую-то боль.
Но то, что обычно случается только с другими,
Навряд ли когда-нибудь может случиться с тобой.

Совсем не жалеет свои серебристые струны
И горло дерёт, перепонок людских не щадя.
Всего лишь затем, чтобы ты равнодушно подумал,