Анатолий Иванушкин - Президент Иосиф Пушкин. И Россия. Политический портрет

В сравнении с Редькиным – Пушкин и ганстер и лорд.
Был совестлив Редькин, обманут он был окруженьем.
И пала страна – поражение за пораженьем
Испытывал Редькин, а Пушкин – победами горд.

Но пирровы эти победы. Нищала страна,
Народ деградировал и умирал помаленьку.
Но русский народ не забыл Пугачёва и Стеньку…
Воскреснут, родятся, ведь чаша терпенья полна

У Пушкина только охрана – и туз и оплот.
«В сортире мочить» – стёб главы государства? Дурдома.
В друзьях у него, неспроста Дверимаска и Рома.
Его разлюбил и уже презирает народ.

Богат И. В.П, а в могилу не взять ничего.
Мог стать патриотом, подумать о русском народе.
Он – русский. Родился в Советской Отчизне он, вроде.
Неясен, опасен диагноз болезни его.

Что будет с Россией – не знаю и знать не могу.
Ах, Пушкин – какие с тобой мы растили надежды.
Мальчишки мы были. Мечтатели, просто невежды.
Россия – на этом, а он – на другом берегу.

Укради миллиард – и не будет тебе ни хрена,
Если – из мафиози и твой Президент покровитель,
А не пенсионер, а не фермер, не бомж, не учитель…
Вот такая Россия бандитская стала страна.

Он – знаток государства и права.
Поиск истины – весь его путь.
И партийцы и слева, и справа
Признавали трудов его суть.
Настоящий и честный учёный,
И похвал он и славы бежал.
И наукой одной увлечённый,
Свой ответ лишь пред Богом держал.
Государственный деятель, гений,
Актуальны сужденья его:
Демократия – ложь без сомнений
И невежеств людских торжество.
Власть народа – обман из обманов,
Ибо выборы – трюк меньшинства:
Их они подтверждают права,
Только групп интересы и кланов.
То есть народовластие – маска,
Всё – утопия или мечта.
А по-русски – красивая сказка
И несчастной души маята.
Оппозиции к правде призывы, —
Только хитрости подчинены.
Разговоры о выборах – лживы
И с одной, и с другой стороны.

Пушкин – новый, старый Президент.
Избран населением. Случилось.
Чтоб его правление продлилось,
Выскажу ему не комплимент.

Хоть он и не молод, но не стар.
Может измениться – это клёво.
Не направо порулить – налево,
Чуть. Писать иначе бы не стал.

Это значит – всех послать друзей:
Президент и дружба – антиподы.
Пусть друзья откажутся от моды,
А бриллианты – отнесут в музей.

А иначе – ордер на арест,
Роба вместо шмоток и бутика.
Это справедливо, а не дико.
Наконец, поступок, а не жест.

И второе – родственников, жён
Губеров, министров непременно
Гласно «раскулачить» за измену..
По суду, чтоб знали – есть закон.

Ну, и заключительная часть, —
Профессионалов в управленье, —
На госслужбу, а не на кормленье.
Честной быть должна в России власть.

Чуть руля. А, может, – сделать крен.
Всё путём – каким – гадать не будем.
Общество желает перемен.
Руль вам в руки. Новый. Старый Пушкин!

Наше время – дурдом.
Нет аналога вроде.
Крымль дышит с трудом,
И смятенье в народе.

Пушкин – шило в мешке,
Вещь в себе и загадка.
Постоянно в тоске
И в труде без остатка.

Окруженье – ворьё,
Подлецы и лакеи.
Алчны – деньги и всё.
Ни души. Ни идеи.

Кто б вознёс из дерьма
Голос чести и мужа:
– Русь, сошла ты с ума,
Ты – чудовища хуже.

Ну, проснись и взбодрись,
Оглянись – ты, бывало,
И Гагарина ввысь
На «авось» посылала.

И боялись тебя,
И считались с тобою.
Твоё дело – труба,
Ты – в дерьме с головою.

А народ – не толпа,
А животное стадо.
Неужели – труба,
И очнуться не надо?

А был же «СМОГ» (И как ему не быть!).
В эпоху социального расцвета.
Естественно в Столице, а не где-то:
Свободный дух, раскрепощённый быт.
Ура! Идеологии разгул
Дал сбой… А, может, так – младое племя
Своё родное ощутило время,
И – революционный в сердце гул.
Губанов (И не важно, как одет,
Двенадцать строчек напечатал только)
Был самый некоммерческий поэт
Почти коммунистического толка.
Не власть он удивил и не толпу,
А Евтушенок… (И… – добавьте сами)
Да, можно жить в поэзии, как в Храме,
И никаких не признавать табу.
Цензура – бред… Когда б в сберкассе счёт…
Портвейн, пивко – и никакого пьянства.
Веселье! Век постыдного мещанства,
Точнее – потребительства – грядёт.
Холст тридцать семь на тридцать семь – пророк.
Обгонит время, а в другом он – лишний.
И не поймёт – увы – бомонд столичный, —
Кого и почему не уберёг.
А, впрочем… О бомонде мысль глупа.
Был «СМОГ», его поэт. Его судьба.