Алексей Тугарев: Я умею убивать драконов. Стишки 1997—1999 годов

Я снова решил посетить тот дом,
где вспомнят меня с трудом,
где строго посмотрят в лицо моё
и нехотя скажут: здрасьте.
Я знаю одно: в этом доме живёт,
живёт, не зная забот,
как облако невесомое,
объект моей давней страсти.

И вот я вхожу в их махровый уют.
Мне тапочки подают.
Спокойствия олимпийского
у них исполнены лица.
Глаза его сверлят и пепелят,
она же отводит взгляд.
И хочется мне зацепить кого-
нибудь и дать разозлиться.

Но я наблюдаю их прочный союз
и тронуть его боюсь.
И хочется словом удар нанести,
но зубы зашлись в оскоме.
Я просто обычный незваный гость,
досадный, как в пятке гвоздь,
и нет никакой благодарности
за то, что я их познакомил.

Сидим с разговорами о пустяках,
бокалы вертя в руках.
И, кажется, план рискованный
в своей затаил душе я:
как встречусь взглядом с его женой,
скажу ей: пойдём со мной.
И вырвется из оков она,
и кинется мне на шею.

Но я понимаю, что всё не то,
хватаю своё пальто.
И здесь мне требовать нечего,
и есть у меня другая.
Иду и держу себя в руках,
спиною чувствуя, как
глаза её бесконечные
глядят вослед, не мигая.

Так сказать, голливудская правда
безошибочная расправа
как обычно, за правое дело —
за спасение цивилизации,
или месть за убитого брата.
Мускулистого супергероя
пуля-дура вовек не заденет
и взрывная волна не накроет,
но бандитам не отвязаться,
если он их ударит в морду,
применяя, как правило, ноги.
Даже если оружия много,
завершается всё рукопашной.
Нам за главных героев не страшно,
ибо их берегут к хэппи-энду.
А неглавных героев не жалко —
это просто побочные трупы.
Наш герой пробивается к цели.
Кто кого: разобраться не трудно.
Ждите бойню в финальной сцене…
Но постойте. Нажмите кнопку.
Кнопку паузы и перемотки.
Задержите свой взгляд на кадре
перестрелки в аэропорту.
Это я – случайный свидетель —
получаю шальную пулю
из винтовки супергероя
и роняю свой чемодан.
И в глазах моих виден ужас
погибающего человека,
непричастного к этой стрельбе.
И момент моего падения
на бетонный пол вестибюля
стоит всех мордобойных сцен.
А теперь вынимайте кассету!
Здесь вам нечего больше смотреть.

Константинопольская губерния
снова вершит торжества юбилейные.
Лезет толпа на трибуны фанерные
перед началом парада,
и начинает читать поздравления
сам государь император.

Слушает нехотя долгую речь его
(утром в газетах она уже издана),
смотрит на взмахи безвластной длани
город, давно уже обестуреченный,
русско-еврейско-болгарско-греческий —
десять веков обожавшийся издали
символ имперских желаний.

Впрочем, туристам всё одинаково.
Им всё равно, где «зелёными» тратиться.
Берег утыкали пляжные зонтики,
и непонятно уже: Царьград это,
Ялта или Сухум.
А для любителей местной экзотики
в лавках, увешанных твёрдыми знаками,
вновь продают лукум.

Клин самолётов прорезал воздух —
это конец парада.
Тянут фанеру эстрадные звёзды
Киева и Петрограда.
Века двадцатого годы десятые
славит над площадью эхо.
Тень на Босфор ложится от статуи
вещего князя Олега.

В отдалённый купеческий город,
где торгуют пенькой и пшеницей,
прикатило большое горе,
дважды сложенное пополам.
Объявил генерал-губернатор,
что велением императрицы
перестроить весь город надо
и раскрыл генеральный план.

Разукрашен он был виньетками,
обрамляли его картуши,
завивались хвостики букв.
Прихоть питерского архитектора
беспощадным росчерком туши
все дворы и сады разорвала,
растоптала дома и подвалы,
искорёжила нашу судьбу.

Что же, матушка Екатерина?
Для чего нам такие изыски —
регулярная планировка,
европейская кутерьма?
Чтобы наглые геодезисты
поперёк наших улиц старинных
протянули свои верёвки,
заставляя двигать дома?

Года два купечество просит
переулки чуть-чуть переставить,
а чиновники, не тушуясь,
загребают дары свои.
Но по старым уютным кварталам
продолжается рубка просек,
чтобы вместо мощёных улиц
бросить пыльные колеи.

Вместо лавок былых и грядок
геометрию раскатили,
потому что такой порядок
государственно необходим.
И не хочет увидеть город,
как сжимая просвет першпективы,
угол церкви немым укором
тротуар перегородил.