Наталья Метелица - Мокрый свет. Любовь - нежность и провокация

Да, – разная!… но все мои ненастья
И распогодившиеся мечты —
Ничто без твоей нежности и власти,
Которые безвольны, холосты,
Когда в том королевстве – себе праздник
И наказанье горькое… Давно
Себе и подданный, и повелитель властный,
И расточитель праздных снов!..

Кто ты такой – без той любви покорной,
Что ждет тебя, покорности уча, —
И ускользающая в берег скорбный
И небо для двоих – глоток луча!

Мы можем быть любыми… Но любимым
Дороже быть, чем тешить гордый нрав!
А ветер бьет дождем в родные спины,
Кто нас прикрыл, второю кожей став!

Один лишь час. Ты дольше вряд ли мой.
Простое – наитрудное словами.
В молчании мы ближе. А зимой
Всё тайное, оставшись под снегами,

Уснет, как до весны уснет любовь,
Твоя – мужская, грубая, простая.
Моя – как миллионы молотков:
то строит;
то всё рушит;
то латает…

Я так тебя берёг!..
Не целовал —
когда болело что-то ниже,
Чем я есть сам, душою окрылен!
Не отрывал тебя от твоих книжек
И не будил твой ранний полусон…

Не прикасался —
когда ты богиней,
Одетой в бесовскОе неглиже,
Входила в мою спальню!.. Сумрак синий
Ложился в твои волосы… На шее
Дрожала жилка, уходя в желанье,
Поющее под грудью в жемчугах…
И я шептал тебе: «О, ложь…
о, тайна…» —
Не унося в порок свой на руках!..

Берег тебя!.. —
Чтобы стыдом развратным
Не стать твоей расплатой за венец.
Ты девочка моя. Истома. Лада…
Как мог испить той святости, подлец?!

И удивился —
когда долго утром
Я ждал тебя у прозы жарких плит.
И – не было тебя!.. Нет, – я не хмурый,
И не с упреками, и не сердит
Бежал в твой мир – будить тебя от снов,
Не прикоснувшись к хрупкости прозрачной
Твоих уснувших на заре стихов
И не дописанных вчерашним.

И удивился —
больше, чем испуган,
Вонзив свой крик в божественный завет:
КАК ты могла разбиться, если руки
Мои не трогали твой чистый свет?!

Я так тебя берег!..

Слова… слова…
Насмешники театров, —
Когда МОЛЧАНЬЕ тягостно двоим!
Когда ОНА другим вздохнет украдкой;
Когда ее позор ИМ не любим!..

Не любящих – огромные два мира!
И каплями б насытилась его,
Свой рот благодаря: отговорила
ХОТЬ НА МИНУТУ! Так легко… легко
Глотание порочное СВЯТОГО…
НО НЕ ЛЮБОВЬ! И он, давясь гордыней,
Ей никогда ту ложь защитой крова
Не поднесет словами!
Двое… Ныне… —
Она, по своей глупости забыв,
Что есть мужчина. Он же, свою самость
Как-то не так над нею утвердив…
Разлукой сцена опыта спасалась!!!

БЕЖАТЬ! Туда, где есть надежда на повтор,
В котором ВСЕ герои унисонны!
И, как бы ни был опыт первый скор,
Она его часами длила… сонной…

Лишь стон мне скажет, что минутным раем
Сейчас ты заболел в моем стыде!
Прости за роль, которую играем…
Но ГДЕ любимый и желанный? Где?!…

Где тот, чье слово станет как молитва?
Пред кем я на колени упаду!
И, в каждой позе его силой бита,
Измученно-счастливая усну! —

Любимая – с любимым,
Без спектаклей.

Не укоряй мое смущенье.
Когда бы не стеснен я им,
Шагал бы рядом верной тенью,
Но так же чужд и не любим.

Не укоряй немые строки
Того, что не посвящено
Твоим глазам, как боль, глубоким,
Когда с той болью рай одно.

Не упрекай, что не любима
Ты мною больше, чем люблю.
Горит костер чахоткой дыма
И исповедью ковылю.

Не упрекай, что твоим светом
Ни отогреться,
ни убить…
Пусть каждый день с гонцом рассвета
Смущеньем тронет шелк ланит.

Но и тогда не упрекну я,
Что не замечен,
не любим.
Загонит лето прыть гнедую
Да и пристрелит – холостым.

До пепла выгорает осень,
Врасплох – и дОчерна. Пуста!
Как будто вера на откосе.
И как молитва без Христа.

Минутной слабости расплата
Всегда внезапна, как мороз.
А осень в чеховской палате
Лечила выгоревший мозг.

Но если слабость та – как зудом
Нас изъедающая мань,
То даже по крапиве пузом
Ползем туда, – желая ран!