Наталья Метелица - Мокрый свет. Любовь - нежность и провокация

Бывает так, что двое – недостача,
И вряд ли кто заменит мне тебя.
Я гордости не позволяю плача
И смахиваю скорбное со лба.
Но там, внутри, в душе немых сложений,
Я вою, словно ошалелый пёс,
Пока ты сочиняешь предложенье
И ставишь заключительный вопрос,
Я умираю каждою секундой,
На публике улыбку подарив,
И кажется, разлука вечной будет,
Как одиночества бесструнный гриф.

Я жду от тебя весточку, как птицу,
Что сложит свои крылья на груди,
И, сочиняя новую страницу,
Под каждой подписалась бы я: ты!

Нет ничего, что берегу под стать,
Нет никого, кто был бы не уместен,
И мне одной дерзить, и выползать,
И берегу сказать: «Ну здравствуй, здесь я…»

Но я так тяжела и непонятна
Той пустоте, свободной ото всех.
Ото всего!.. И выбросить обратно
Она бы рада, утопив мой смех!

Ей хорошо одной. Ненужной ношей
Той пустоте вольготной моя суть.
А я лежу на берегу… «Хороший…» —
И глажу его девственную грудь.

Он привыкал к следам и их интригам
И даже щекотал меня волной.
А я любила его норов дикий,
Лежа на нем израненной спиной.

Но раны рубцевались и зажили,
И я уже не щиколоткой – вся
Иду к воде… «Прости мне, что гостили
Моя душа и тело, где нельзя».

И я уже по пояс – плыть куда-то:
И сила есть, и раны не гнетут.
А берег вырвал из волны обратно!
«Родная! Ты же можешь утонуть!..»

Ты далеко… А запах твоей кожи
Мне не дает ни спать, ни просыпаться.
Я просто день, и ночь, и даже позже
Иду за твоим следом – надышаться —
По нежности примет, обрывкам слов,
По твоей грубости и добродушной силе,
Ищу тебя среди чужих костров
На той дороге, где следы остыли
И мерзнут без хозяйского тепла,
Когда его унес ты – как тарелку
С голодного и длинного стола
Господством одиноким человека.

И где ты?!.. ублажающий других,
Кормя их разжиревшее бесчестье,
Пока мой мир: ребенок и старик —
Друг другу в глотки —
выпить и наесться!

И я гляжу на этот пир больной,
Стыдясь бесстыдства их голодной позы
И ненавидя путь беспечный твой,
Где не дожди тебя поили —
а их слёзы…

Но, отогревшись молча у костров
Чужих страстей и наказаний строгих,
Я отправляюсь за тобою вновь
По той заплаканной —
родной —
дороге…

Так хорошо, когда все злоязычья
Улягутся, поверженные тьмой,
И ты приходишь моей тайной личной —
В мой мир, мои стихи и голод мой…

Так много сил, когда их тратишь вместе!
Так много счастья, если – отдавать!
Но так мне мало быть твоей невестой,
Распятой среди ласки!.. Воскресать
Средь дрожи уходящего свиданья,
Пока уснули зависть и хула…
Мне радостно такое умирание,
Как вспыхнувшая заново зола!
Как лепестки, что растеряли розы,
Усыпав стол шелками полусна…
Я жду тебя и летом, и в морозы,
Всегда тебе – и солнце, и луна!

Не повторяй сложившееся праздно
В устах других людей!.. Словесный кляп
Заткнет на время душу, – ежечасно
Казня ее наивность, как сатрап,
И обучая ремеслу сверхчувства,
Поднявшегося над больным нутром, —
Не замечать, когда чужой Прокрустом
Тебя изрежет по частям!.. Вдвоем
В сложеньи станешь равная чужому!
И, уподобив естество твое
Себе, любимому, как интерьером в доме
Служить поставит, в эту ложь влюблен!

А ты теперь, словами обесчестен,
Мне в душу затыкаешь слово вновь —
Чтоб вынуть перерезанной… повесить…
И научить смеяться средь скотов?!

Соткать себе из тысячи предательств
Броню бесчувствия, неверия в слова!
И, обрывая этот белый танец,
Сама себе и страсть, и голова!

По этой кромке треснутого завтра
С обрывками вчерашних полудел,
Иду к тебе – влюбленная, богата
Любовью, за которой всяк предел
Перерастает грани вечных истин,
Всевышнего Начала и Конца,
И звезды обрываются, как листья,
Успевшие влюбиться в свет лица.

Я в этом свете сожжена до сути
И вновь рождаюсь во вселенском вне —
Внутри себя такая, как все люди,
И та – кто ярче для тебя во мне,
Теплее и любимее средь ночи,
Где столько раз подругами убит,
Ждал мое сердце, поцелуи, почерк,
Которым вся моя любовь болит!