Евгений Меркулов - Посреди донской степи. Том 3. Подумайте, братцы…

Ну что тебе сказать, мой старый друг?
Порой друзья опасней, чем враги.
Закончился вчера казачий Круг,
И всё вернулось на «своя круги».

Коль в двух словах, итог печально прост —
Опять на казаках поставлен крест.
И четверть века жизни псу под хвост
(Прости меня за неприличный жест).

Конечно, для Реестра звук фанфар,
Мундиры, блеск медалей… – лепота!
Но казакам, кто молод или стар,
До этого есть дело? Ни черта!

Народ? Какой народ, помилуй Бог!
Казачеству на нас… ну и т. д.
Таков неутешительный итог
Очередного Круга ВВД.

Надоело быть бандерлогом,
Наплевать на приказ «Служи!»,
Я хочу упереться рогом,
Воспарить над рекою лжи.

Сколько можно быть глупой куклой?!
Сколько можно дурить народ?
Не хочу быть дубиной круглой,
Защищающей власть «господ».

Как бы вы ни старались, суки,
Память предков у нас живёт.
Коль не мы, то сыны и внуки
Шаг за шагом пойдут вперёд.

И засуньте поглубже в анус
Весь ваш беглохолопский бред.
Я – казак, и таким останусь,
И обратного шляха нет!

Как же любо сказать «сословье»
И похерить казачий род,
Но не зря мы платили кровью
В девятнадцатый скорбный год.

Пусть для вас это слышать странно,
Но без толики хвастовства
Я отмечу, мы – не Иваны,
Что не помнят свого родства.

И пока ретивое бьётся,
И пока не ослаб кулак,
За политику инородцев
Не поднимет клинок казак.

Вот, товарищ комиссар, Вам пишу письмо я,
Потому как промолчать боле не могу.
На душе партийный жар вытворил такое,
Словно талою весной сакмы на снегу.

На Советы у жены давняя обида,
Забывать про этот факт власти не должны.
Ей пришла позавчера вестка из Мадрида,
Не могу я покрывать происки жены.

Знаю я – её семью выбили в двадцатом,
Только брат её, близняш, за кордон утёк.
Я бы эту сволоту обозвал бы матом,
Но культура не даёт (слышь меня, зятёк?)

Он, паскуда, говорит, скоро перемены,
Коммунистов из Руси выгонят взашей.
Эти речи не должны выходить за стены…
Предназначены они для чужих ушей.

Если Вы мою жену заберёте, честно,
Я ведь буду только рад, всё же – коммунист!
Я бы этих казаков, бунтарей известных,
Всех под корень! Жаль, что сам по жене не чист.

Он же, форменный беляк, не сложил оружье,
Служит в армии Франко, я не виноват.
Кто же знал, когда жене становился мужем,
Что позорищем её станет ейный брат.

Так что, ежели чего, подпишу бумагу,
Весь казачий род сослать прямо в Магадан.
Вот, товарищ комиссар, с болью и отвагой,
С уваженьем и т. п., Моня Цукерман.

О каком таком признаньи
Речь ведёте вы?
Ждите лучше указанье
Свыше, из Москвы.
Вы полезли в воду снова,
Не узнав, где брод.
Вообще забудьте слово
Глупое «народ».

Становиться неуместно
С этим на дыбы,
Ваши предки, как известно,
Беглые рабы.
Коль казацкое сословье
Возрождать с аза —
Это можно, на здоровье,
Тут мы только за!

Спустим планы по составу
Каждому полку
И носить дозволим справу
С шашкой на боку.
Чтобы были вы красивы, —
Цацки вам на грудь!
Раздадим казачьи ксивы,
Ну и с Богом, в путь!

Коль с лампасом шаровары
Ты, казак, надел,
То тушить в лесу пожары
Ныне – твой удел,
Разгонять самозабвенно
Плетью всякий сброд.
Так забудешь постепенно
Мысли про народ.

Из Кремля суровым зраком
Видим всю страну,
Знаем точно, что казАкам
Нужно на Дону.
Атамана вам покруче
Вышлем, побурей.
Он казачеству научит,
Даром, что еврей!

Ну а коль, не дай вам Боже,
Вздумаете прыть
Показать, то снова можем
Лавочку прикрыть.
Станет жизнь кислей кизила,
Превратится в ад.
Аль забыли то, что было
Век тому назад?

Аллилуйя, казаки!
Это ли не диво?!
С лёгкой Батькиной руки
Выдадут нам ксиву,

В коей подпись и печать
Подтвердят «де юре»,
Что тя можно величать
Казаком в натуре,

Что, мол, ты – не сукин кот
И не лапоть серый,
А что кровь в тебе текёт
Та, что надо (в меру).