ОЛС - Я – дерево, которое костёр

Боитесь? Тишина повсюду?
Чтоб только не гневить царя?
Но вы меня, народ мой, не польстили,
Я – царь жестокий, честно говоря.
Свои владения я держу в мясистом,
Мозолистом и крепком кулаке,
И не позволю всяким анархистам
Свободно прыгать на одной ноге.

Я приучу всех к нудному режиму,
Работать, есть и спать – вот наша цель,
Вы все мои рабы, пока вы спите,
Вот вам моя тюрьма – постель.

Хотя быть может я – правитель добрый,
Не добрый даже, а правитель – разгильдяй,
Мне всё ровно какой я для народа,
И мне грозит революционный нагоняй.

Я так далёк от этих дел верховных
И не хочу сколачивать богатство,
Один как перст, не красный и не белый,
И дни мурлычат пьянством.

Меня гнетёт всечасно та же скука:
Куда деваться? Где найти покой?
Всё как обычно, как обычно мука.
И где найти движенье свежих струй?

Я маюсь, ежедневно маюсь,
Наверное, я и, правда, лоботряс,
Но от работы я всё так же маюсь,
Гнетёт меня и труд и праздный пляс.

Я привыкаю ко всему так быстро
И холодею, словно я – свинец,
И снова мне становится противно,
Как будто месяц ел я только холодец.

Мне говорят: «Терпи! Всё это возраст.»
Или: «Да ты неправильно живёшь!»
А мне так стыдно крикнуть во весь голос:
Да что ты во мне знаешь? Сам-то как живёшь?

Ты вырос, отучился и женился,
Работа, тёща и детишки на полу,
А я б твоей водою не напился
И не влюбился бы в твою жену.

Не обижайся, в этом мало злобы,
Я без насмешки, просто я другой,
Я не бросаю от незнанья кости,
Я не хочу жить только головой.

Мне скучно. Отчего? – Не знаю.
Хочу тебя иллюзией вскормить,
А сам я ею сыт, рыгаю
В окно, которое не смог открыть.

Мне бы влюбиться. Впрочем, я давно влюбился.
Открыть бы в ней не сети чёрных глаз,
А то, чего в себе я не добился,
Найти бы в ней заветный тайный лаз.

Блистай зарёй, красавица Востока!
Кастальских вод поверхность вам дарю!
Полярною звездой мерцают строки!
Благодарю! Я всех благодарю!

Опять движение! Мы поймали ветер!
Лети кораблик! Плещется волна.
Лицо свежее утра, весь я светел,
Я покоряю дни и провода.

И словно страшный сон: в нём море и корабль,
И я иду на этом корабле,
И туча, как свинцовый дирижабль,
Хлестнула молнией по мачте и корме.

Я тут же сдался, зазвенели стёкла
Моих исканий, планов и побед,
И позолота на боку поблекла,
И праздник жизни был сведён на нет.

А капитан сидел в своей каюте
И жёлтым ногтем зло чертил маршрут
На старой политической, но карте,
И оценил бокалом виски труд.

Корабль резал море длинной-длинной,
Местами рваной и зиззагом полосой,
И юнга из корзины с кислой миной
Кричал: «Братва! Пока что горизонт пустой.»

В него летели тухлые объедки,
И юнга, вытирая их со лба,
Бросал в ответ сидение табуретки,
За ней летела и подзорная труба.

Потом слезал и подбирал осколки,
Садился есть, нахмуренный и злой,
И, вытирая рот углом футболки,
Мирился до утра со всей братвой.

Ему вручали красную пилотку,
В стакане подавали крепкий чай,
И боцман говорил: «Пьём за Чукотку!»
А штурман возражал:
«Нет будем пить за музы хриплый лай!»

И юнга голосил: «Какие свиньи!
Зачем мне влили вместо чая ром?»
А лоцман спрашивал: «Кто это свиньи?»
И драка превращала всё в погром.

Ломалась мебель и хрустели кости,
На стол взбирались чьи-то башмаки,
И все кипели яростью и злостью,
Печатая друг другу синяки.

И ровно в полночь открывались двери,
В проёме появлялся капитан,
И все матросы с юнгой, словно звери,
Бросались на него, крича: «Таран!»

Но капитан был сделан не из слабых
Он гвозди гнул руками в кренделя,
Всех нападавших стиснув в мощных лапах
На палубу ступал и тру-ля-ля.

И новый день встречает, в море пенясь,
Синеет нескончаемая даль,
И солнце медленно, совсем не кренясь,
Вступает на небесный пьедестал.

Проснулась муза, словно птичка в клетке,
Забилась в ней, как травка на ветру,
И стала подбирать со дна объедки
И теребить гитарную струну.

Она запела страшно хриплым лаем
И трогала рукою восемь струн,
И начала с того, что все не знают,
И в этом её голос утонул.