ОЛС: Я – дерево, которое костёр

Я пожалеть его хочу, но не умею.
Умею яд бросать в наполненный бокал,
Но утешать я не умел и не умею,
Зато умею ковырять словами корку ран.

Умею говорить, чтоб было больно,
Умею радость погасить зловонием,
И зло, я думаю, что мной довольно,
Я на последнем издыхании.

Он плачет. Кто его утешит?
Кто слёзы высушит теплом своих лучей?
Кто скажет и как будто бы расчешет
Рукой весны осенний мрак кудрей.

Плач обо мне и думай обо мне,
Терзай себя и жди, и лей проклятья,
Тебе так трудно все свои глаза открыть
В одно прекрасное и солнечное утро.

Проснись, красавица! Открой свои глаза!
Сними с меня ботфорты и доспехи,
И после тысяч «нет» не жди от меня «да»,
Но можешь ждать, я весь из превращений.

Плачь обо мне! Да, я с душой урода.
Терзай себя! Я создан, чтоб терзать.
И нечего мне дать. И мне нужна забота.
И мне ужасно трудно по жизни с песнями шагать.

Я ухожу и это самый верный выход,
Он даст чуть-чуть, а может ничего,
А может всё, а может… либо…
Плачь обо мне, мне тоже нелегко.

Она лежала.
В камине теплилась печаль.
Она молчала
И гладила пледа ткань.
Она смотрела
На игру потолочных теней.
Она запела,
Чтоб стало чуть-чуть веселей.

Она привстала,
В комнате было темно,
Она потянулось,
Ей стало на минуту легко.
Она закружилась
По комнате,
Как пчела.
Она влюбилась
И от того так светла.

Потом загрустила
И снова легла на диван,
Она уснула,
Ей снился в прихожей капкан.
Она стонала,
Ей снились убийцы-врачи,
Она проснулась
И очутилась в ночи.

Она лежала,
В окнах погасли огни,
Она молчала,
Ей что-то там наплели.
Она забыла,
Что все её мечты ерунда,
Она узнала,
Как вычерпать их до дна.

Я люблю смотреть на город
Бесформенных линий, жёлтых огней,
Слушать психоделический шёпот
Провинциальных дождей.

Ночь гладит меня руками,
Шепчет губами молчание,
Ласкает дыханием прохлады
И ненавидит прощание.

Радуйтесь дети рассвета!
Меркните всякие звёзды!
Ещё так далеко до обеда,
Жемчужной росой точат розы.

Я распластался на крыше,
Люблю синеву провожать,
И уши мои что-то слышат,
Но я уже не замечаю.

Она расплела свои косы,
Льда растопила печать,
И первые майские грозы
Ей стали салютовать.

Ветер – кистень. Город – тюрьма.
В моё окно смотрит тусклый глаз фонаря,
Стёкла дрожат дробью дождя,
Осень терзает, терзает меня.

Зима на задворках. Скоро зима.
Город на приступ берут холода,
В остекленевшем квадрате окна
Кто-то узоры писал до утра.

А утром – зима! Здравствуй, Зима!
Дети кричали во все голоса,
Из снега лепили снежки, как смешки.
Ах, жуткое племя! Вершки-корешки.

А я – мрачный Ноябрь, я тут же забыт,
Мне больно, по мне не тоскуют навзрыд,
И плачут лишь те, чьей любви я стыжусь,
Принцессам, увы, в принцы я не гожусь.

Мне ставят на крылья среди светлых дней
Печать грязных луж, надоевших дождей,
Меня обвиняют в уныньи, смятеньи,
Что мне лишь бы спать и пребывать в сладкой лени.

А я больше не в силах, я падаю вниз,
Цепляюсь в падении за чей-то карниз,
Вишу, под ногами по прежнему люди,
Работают, плачут, едят с хреном студень.

Да здравствует смех! Я – поклонник печали,
Но впрочем печаль уже почти за плечами,
Я ожидаю морозов, я сижу у окна,
И в воспоминаниях осенняя мгла.

Я люблю и пою: никогда о другом!
И не знаю, не знаю, что будет потом.
Я – прыщавый студент, я только такой,
Я новее всех прежних, повторяюсь, как их сон.

Не люби, не люби! Ещё рано, поспи!
Чей-то голос мне шепчет из-за двери.
Но попробуй теперь, когда вокруг всё в огне,
И пожарные хмуро дали волю воде.

Я стонал и кричал. Я пытался бежать.
Я сгорал от любви без конца и начал,
Я не выдержал мук, но они не прошли,
Ты сказала мне: доктор, сам себя излечи.

Остервенело хлещет вьюга,
Меня пугая.
Не запугаешь,
Мчится с юга к нам птичья стая.