Вероника Батхан - Зеркало изо льда. Стихи

Я на ниточке вишу…
Бог простит, судья карает,
На окошке бледный шут
Лунным яблоком играет.
За окошком фонари —
Началась игра в гляделки.
Кошки в шубах до зари
Начинают посиделки.
Дом надулся – он сердит,
Магазин под газом весел,
На карнизе черт сидит —
В переулок ноги свесил.
Тополь машет кулаком
Вслед нахальному КАМАЗу,
Черт швырнул в меня снежком,
Но конечно же промазал!
В подворотне вонь столбом,
На вокзале дым и давка,
На вокзальном лбу горбом:
«Прямо в ад – экспресс-доставка!»
Хочешь плакать – пей вино,
Может чокнешься, трезвея,
Крутят шарик в казино —
Кто вернется без трофея?
Фея, фея, разливай —
Будешь третьей да не лишней!
Спит заезженный трамвай,
Спит замученный Всевышний,
Спит усталый постовой,
Спит вахтер в обнимку с пушкой,
Постовой кричит совой —
Мнит во сне себя кукушкой!
Сколько лет прокуковал
В перекрестье трасс планеты,
Кто в ночи к тебе воззвал —
Тот познает сна сонеты…
Штрих свинца меж трех огней,
Профиль строгий, взор мятежный…
С каждым часом все странней
Завывает ветер снежный.
Сон в разгаре! Полночь бьет.
Тяжелы ее удары.
Постовой уж не поет,
В отдаленье тухнут фары.
Черт с карниза рухнул вниз,
Разогнав кошачью стаю…
Бедный рыцарь, обернись —
Улетая – улетаю!
Таю, таю как туман.
Баю-баю, спи мой светик!
Ослик был сегодня пьян,
А туман разгонит ветер.
Все обман, святая ложь,
Опасенье во спасенье,
Я усну и ты уснешь…
Завтра будет воскресенье.

Холмы —
Уроды плоского.
Как сказано у Бродского…
Немы.
Изгибы плотского,
Извилины юродского
Сознания,
Создания
Зимы…
Не мы
устроили пир во время чумы,
Не мы
построили мир в границах тюрьмы,
Не мы
взрастили кумира у Колымы,
Ворвались в эфир на окраине тьмы —
не мы!
Рабы немы.
Мы – не рабы!
Мы заколочены в гробы
До зова ангельской трубы.
Подайте нам на топоры,
Будьте добры!
– Как грубы
Руки дарующего,
Как глупы…
Дарить добро —
Играть в Пьеро,
Творить – старо.
Горит порой мое перо,
Но от греха в ведро с водой
Святой, пустой…
А, впрочем, вздор —
Подайте лучше на топор!
Кто сможет выстрелить в упор,
Закончив бесполезный спор,
Срубить опоры и жлобы
Попрут на кладбище гробы…
Вы зря стараетесь, не надо —
Нас похоронят за оградой
И будут рады.
Вселенской Радой
Велят производить парады,
Раздать награды
Всем, подававшим на топор.
Так, что – будьте добры,
Не тушите костры,
Не храните дары,
До последней суры
Перечтите Коран,
Переждите буран
И подайте на топоры!
Ведь трупы в гробах – это не мы.
Рабы немы.
Мы – не рабы!
Мы ушли в холмы…

Метнулся свет заплатой на трико,
Назойливый сквозняк обнял за плечи…
Играть с пустым желудком нелегко,
Играть с пустыми фразами не легче.
Мой выход на брусчатку мостовой
От розы в рукаве до камня в спину.
И тишина покажется живой…
Бисируйте – на сцене Коломбина!
Вот веером в руке раскрылся фарс —
Сюжет простой, как пьяная беседа,
Но приглядитесь – в профиль или фас
Узнаете жену или соседа…
А может быть… Ах, что вы, монсеньер!
Жестокий век и нам не до пародий…
По шкуре виден пес, по шапке – вор,
Как говорят бездельники в народе.
От смеха балансирую к слезам,
И снова – в смех. Виват аплодисментам!
Любой актер назначит цену сам
Таким уравновешенным моментам —
Мозоль на пятке, маска на лице,
Под маской пустота, в ладонях вера…
Как различить? А истина в яйце,
Которое швыряют в лицемера.
Но вот финал – злодей нашел конец,
Влюбленные – постель, супруги – чадо…
Толпа отхлынет, смолкнет бубенец
На шляпе Арлекина… Без пощады
Я смою роль и грим с усталых щек,
Нашью еще заплату на колене,
И, чтобы оплатить актерский счет,
Пойду смотреть чужое представленье.

На сцене блеск и мишура, идет роскошная игра, и зрители в азарте,
Следят как движется рука очередного игрока простых актерских партий
Ромео юн, Ромео пьян, не портит ни один изъян влюбленного героя.
Джульетта манит красотой и кажется почти святой, вся в белом шелке, стоя
У черной рампы на краю и голос ангелом в раю взлетает на галерку:
«Я за любимым двинусь вслед на сотню лиг, на сотню лет…» Как трогательно горько.
Ликует публика и шквал оваций Вас очаровал… Актеры и актрисы
Почти что боги, разве нет? Но мой единственный совет – ни шагу за кулисы.
Гримерка. Лампочка в углу. Чулок без пятки на полу. Початая бутылка.
На стуле вянет белый шелк, под стулом – ах! – ночной горшок… Красавица, что пылко
Твердила страстный монолог, уныло штопает чулок… Тупая боль в затылке
Изводит. Палец уколов, она бормочет пару слов, к стеснению не склонна…
Боится в зеркало взглянуть – расплылся стан, обвисла грудь. Вот это примадонна.
А вот Ромео весь в огне – прижал к заплеванной стене кудрявую хористку
И от… любви… не чуя ног, твердит что болен, одинок, уже не склонен к риску,
И потому, идя ко дну, он ищет верную жену, а не худую ссору…
Смешон и жалок старый шут! Ну а теперь, я вас прошу, приступим к режиссеру…
Он пьет один на брудершафт с трюмо расколотым. В ушах звенят скупые фразы:
«…Спектакль вышел на ура – немного хуже, чем вчера. Уже четыре раза
Я слышал этот монолог. А стиль высок, как потолок в провинциальном зале.
Вы не бездарны, но увы не прыгнуть выше головы…» Так зрители сказали.
Жену весной увел корнет. Три дня, как в кассе денег нет. Вокруг чужие лица.
И режиссер наедине с собой купается в вине, мечтая застрелиться…
Для Вас, мой друг, из-за колонн выходит труппа на поклон – к цветам и дифирамбам…
Для нас – работа из работ. Горьки и скудны хлеб и пот… Опять к барьеру рампы
Нас вызывают и на бис мы исполняем ваш каприз. А в зале львы и лисы.
Монокли взглядов, шелест рук. Останьтесь в кресле, милый друг. Ни шагу – за кулисы!