Александр Беляев - Питерский ветер. Стихи

Вечер, моросит промозглый дождик…
Осень, осень,
Уж асфальт забыл тепло и ласку солнца,
Травы мокнут, травы утопают
В запоздалой бесполезной влаге…

Дом уснул.
Я вглядываюсь в окна,
Узнаю квадрат моей квартиры.
Не горит.
Печальная картина,
Фон его темней, чем серость дома.
Что случилось?
Света нету, что ли?
Или пусто в доме, никого?
Или там мое второе я
Спит осенним и тяжелым сном?
О, тогда дела мои плохи…

Я звоню… молчанье… вновь звоню,
Вновь трезвоню в колокол души.
Тишина, наверно все же спит…
Нет, чуть слышны сонные шаги…
Открывает:
– А, пришел, двойник!
Что ж, зайди,
Но только не поможет!
Мне ночной некстати разговор,
Даже твой суровый приговор
Сладкий сон мой вряд ли потревожит.
Лучше сам засни спокойным крепким сном,
Стал тяжел я нынче на подъем.

Я молчу.
И что могу сказать
Сонному, медлительному я…
Грустно, что люблю его, люблю,
Хоть гораздо чаще ненавижу
От бессилья и от слабости своей.
Он – мой враг – милее всех друзей!
Ждать? Но сколько, ведь проходят годы,
Я ж стою, у моря жду погоды…

Погоди ж, я сон твой растревожу,
Ты еще попляшешь у меня…
Но пока что спит второе я.

Всеждущим микроскопа оком
Из яви, время прободая,
Из дней высасывая соки
Гляжу сквозь пламя, не мигая.
Листочек белый оросится
Значками, точками сознанья,
То панихидой увяданья,
То сна чарующею птицей…
А значит, что-нибудь родится,
Промчится с ликом древних вестниц
По клавишам забытых лестниц,
Меж этажей воспоминанья.
И вот в плену предположений
Ломаю стены странных взглядов,
В дни лунных бликов, восхищений
Иду упиться сладким ядом,
Боюсь и лжи – и голой правды,
Ищу воздушность покрывала,
Чтобы сама не открывала,
Чтоб разобрать лишь очертанья
Полусокрытого сознанья,
Полупотерянного чуда…
И, превратившись в яркий лучик,
Пронзить материальность буден,
Расшевелить мышленья студень,
Окутать пики горной кручи
И… стать игрушкой авторучки…
Но сердца стук в тоннеле гулком
Все громче, громче, я шепчу:
– Господь, храни мою химеру,
Не придави плитой неверья
Едва горящую свечу!
Уж полпути. Крадутся тени
Из яви, чтобы сладкой ленью
Окутать еле слышный шум,
Я жду с тоскою пробужденья
От тихой сладости виденья —
Идет на смену трезвый ум.

Прошло! Видение разбито,
На смену птицам и реликтам
Машины с хохотом и рыком
Вскрывают комнату мою.

Где ты, где?
В прозрачной воде?
В горючей слезе?
В колючей лозе?
А может – в грозе?
И где-то еще —
Увита плющом,
В забытости встреч…
В усталости плеч…
В ночном кутеже…
В крутом вираже…
И в каждом окне.
В смолистом бревне,
Что тлеет в печи,
И губ твоих след
Растает в ночи,
И вот уж забыл,
А память молчит,
И нет ничего…
Лишь эхо:
– Ушло…

Рука коснется тишины…
И пальцев тоненькие свечи
Нежны,
И сладко верится, что встреча
Произошла,
И шалью серебра на плечи
Легла луна…
Уж было «Здравствуй»
Скоро ли прольется «Прощай»
Я знаю, обещай, не обещай, —
Быть по сему, на всякий плюс есть минус…
Уйдешь…
И вскорости поймешь,
Как много значило коротенькое «Здравствуй»
А может быть, и не было его,
А лишь – прикосновения тепло,
Лицо во мраке ночи так бело
И нежное дыханье, что легло
На кожу…
Время унесло
Не расцвело
Во что-то большее
Быть может
Много лет спустя
Тепло руки и ветерок дыханья
Чуть слышимый мотив воспоминанья
Напомнят, пропоют неуловимым голоском,
И станет грустно…
Пусто…

Отчего звучание
Грусти, неухоженность,
На душе молчание,
В теле – заторможенность.
Почему из целого
Я дроблюсь на части,
Почему несмело я
На холст сыплю краски.
Отчего щербатая
Вялость, неуверенность,
Отчего проклятая
Самсебяпотерянность?
Мухами засижена
Серость неба влажного
И в листе не вижу я
Голубя бумажного.
Днем хожу, как в сумерках,
Ночью – сплю без памяти,
Где была безудержность —
Там сейчас – подавленность!
Придавила сыростью,
Растерял товарищей…
Ты ко мне – с немилостью,
Я к тебе – с усталостью.

Стол жил, он был одушевленный,
Он с деловитостью салонной
Нес груз спокойных пыльных лет,
Дыша степенной мрачной силой.
Его и время обходило,
Как будто мраморность могилы
На нем оставило свой след.