Илья Стефанов - Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа

38
Опять я был
В бессилии сердит,
И злобен в униженьи, как ифрит.
О жизнь, мне нет
Везения ни в чём!
А слёзы мыли, жгли поверхность щёк.
Куда я брёл – соображал я очень плохо,
Тряслось всё тело от побоев и от вздохов.

39
Ну и денёк!
Я силы все сгубил,
И что же? – Лишь динары утопил.
А вместо рыб —
Ох, то я сделал зря! —
Поймал, глупец, гулявшего царя.
И надо ж, царь попался мне какой-то странный:
Гуляет-ездит он без свиты и охраны.

40
О Ты, мой Бог!
Зачем моя судьба
Точь-в-точь судьба последнего раба?
И думал я,
Быть может, жив пока,
Мне бросить что ли дело рыбака?
Хотя – нигде трудом нельзя разжиться очень,
И вряд ли в чём другом к удаче путь короче…

Ведьмой прозвали её,
жену мою Фатиму.
Она хранила в себе
грехов и пороков тьму.
Ругались мы каждый день,
ругались мы каждый час,
И проклинала меня
смутьянка тысячу раз.
А я страшился её,
боялся её вреда.
Страшился за честь свою,
горел за неё от стыда.

С утра я к реке уходил.
Рыбачить – занятье моё.
И то, что за рыб выручал,
я тратил всё на неё.
А в день, когда рыба не шла,
беги хоть и з дому прочь:
Она вымещала зло
на теле моём в ту же ночь.
А ночь та была черней
страницы её грехов,
И я с нетерпеньем ждал
глас утра – крик петухов.
Я много дней близ жены
в сквернейших муках провёл.
О, если бы яд мне взять
да отравить её!

Однажды, ссорясь с женой,
страдал я, не спал всю ночь.
А только забрезжил рассвет,
сказала мне ведьмина дочь:
«Маруф, я давно уже ем
одну пустую еду!..
Сегодня ты мне принесёшь
лепёшку в пчелином меду!»
А я ей сказал: «Клянусь,
мне нечем платить за неё.
Но, может, премудрый Бог
облегчит дело моё!»
«Не знаю, – сказала она, —
облегчит Он или нет,
Но без лепёшки в меду
не приходи ко мне!
Ты быстро вспомнишь, Маруф,
каким ты в ту ночку стал,
Когда женился на мне
и в руки мои попал!»

Я тихо оставил дом,
меж вздохов шепча: «О мой Бог!»
И поспешил к реке,
взметая песок дорог.
Рыбачил я час, другой,
бросал и вытягивал сеть,
И, ничего не поймав,
решил отдохнуть, посидеть.
Потом я прилёг на песок,
издав тяжкий вздох ли стон.
И вот уже крепко сплю
и вижу ужасный сон.

Измотанный зряшным трудом,
Тяну я со злостью сеть
И громко в сердцах кричу,
И Бога зову, и смерть:
«Так сотворил Творец!
Всегда будет мир таков:
Одним суждено ловить,
Другим – поедать улов.
О смерть, посети меня!
Поистине жизнь скверна,
Коль добрых она гнетёт,
А подлых возносит она.

Сколько раз в сетях лишь палки да трава!
Тьфу всей жизни (если будет такова)!
Только – стоп!
Кувшин тяжёлый сети рвёт!
Нет! Добыча эта в море не уйдёт!
Он заполнен, видно, златом, не свинцом.
Ах, каков я нынче! просто молодцом!»
Вынув нож, я быстро пробку раскрошил,
И потряс кувшин, и боком положил,
Но оттуда ничего не вышло вон,
Что немного б возместило мой урон.

И вдруг из кувшина дым
Стал изливаться струёй,
Пополз по лицу земли,
Поднялся смерчем-змеёй.
Я вижу в нём отблеск огня,
В дыму будто что-то горит.
Затем, как грома раскат,
И вместо дыма – ифрит!

Ноги как мачты,
Руки как вилы,
Голова – котёл!
Глаза словно лампы,
Ноздри как трубы,
И дым из них шёл!
Рот как пещера,
Зубы как камни,
И страшен их щёлк!

От мрачных предчувствий меня
Сковало, бросило в пот,
Мелко зубами стучал
Мой онемевший рот.
Ифрит посмотрел на меня,
Всклокоченный, дикий, злой,
И загремел-загудел
Голос его надо мной:

«Готовься умереть, рыбак,
У тебя совсем мало времени:
Я тебя сейчас, червяк,
Щелчком по темени!
Тебе хочется бежать без оглядки?
Но, когда душа в носу, трудно показать пятки!
Я провёл в море тысячу лет,
А до этого был слугой Сулеймана 8 8 По преданию Сулейман (библейский Соломон) имел власть над джиннами, птицами и ветрами. .
Он, великий, знал власти секрет,
Я пред ним был послушней барана!
Но я трижды срывался, и вот – кувшин!
(Сулейман видом прост был, но властью – джинн!)
И тогда я сказал (ибо духом ослаб)
Что спасителю буду служить как раб!