Сергей Гуреев: Мой удивительный февраль. Том 1. О личном и вечном

И это будет, без сомнения!
Пусть кое-кто кричит – уродина.
Сибирь – источник вдохновения,
Когда она ещё и Родина!

И в пятьдесят он столько лет на марше,
Он в нашей жизни – вечный пионер.
Он – старший брат. Он потому и старший,
Чтоб мне всегда показывать пример.

А началось у нас ещё до школы,
Мы с братом были – не разлей вода.
Всё поровну – игрушки и уколы,
И детский сад в те ранние года.

Нас в первый раз случайно разлучили:
Андрюху, как на службу, как в десант
По вовсе не понятной нам причине
Родители отдали в новый сад.

Мне ничего не объяснили толком,
Мне было три, но помню хорошо,
Как я за старшим братом, в самоволку
Сам в новый сад из старого ушёл.

С тех пор в одни и те же учрежденья
На пару лет позднее, по пятам
Я вслед за братом двигал с убежденьем —
Где он прошёл, я тоже буду там.

И не было проблемы в том вопросе,
В любых делах я там же, где и он.
Одно лишь жаль – он «музыкалку» бросил,
А я осилил тот аккордеон.

В леса, в походы ездили на пару,
На бардов тоже брат глаза открыл.
Он первым сам себе купил гитару,
А позже мне гитару подарил.
Потом он в институт прошёл успешно.
А мне куда? Туда ж, сомнений нет!
Поскольку не котировался здешний,
Подался в Томский университет.

Так мы и шли по жизни, словно в шлейке,
В успехах повторяясь каждый раз.
Он первым приобрёл свою «копейку»,
А я напрягся, и купил «Луаз».

С жильём мы тоже скромно начинали:
Он в коммуналке бился пару лет,
А мне в общаге комнату не дали,
Я просто перестроил туалет.

Потом Андрею повезло с «хрущёвкой»,
При этом зал, понятно, проходной,
И я, как говорится, ртом не щёлкал —
Расширился до комнаты одной.

И дальше не сдавали мы позиций,
Выдерживая равенство сполна.
И общих, и раздельных экспедиций
У нас обоих было дополна.

Он папоротник собирал в «застое»,
Я «на орех» – такой вот был калым,
А что до клюквы – это, брат, святое,
Тут мы вдвоём, под осень, под Нарым!

Ещё охота. Это я освоил
И как на вахту первым заступил.
Вот где азарт, с собакой, с зайцем, с воем!
Он даже дробовик себе купил.

Потом мы, то ли как-то постарели,
То ль я остался, а уехал он.
Встречаться стали реже, не горели
Хвататься каждый раз за телефон.

Когда же свежий ветер перестройки
Вдохнул в нас новый жизненный мотив,
Я хату отрабатывал на стройке,
А он подался в кооператив.

Курить он, кстати, очень рано бросил,
Хоть начинали вместе с детских лет.
Вот борода, усы, очки и проседь —
Наш эксклюзивный, фирменный портрет.

А дальше – я в Сибири, он в Поволжье,
Года бежали мерно день за днём
С удачей, и с бедой, и с даром божьим,
Что всё равно по жизни мы вдвоём.

Такой вот путь и разный, и единый,
Что начался когда-то в детсаду.
Лишь головы украсили седины,
И срок по жизни, а не по суду.

Мы движемся вперёд, с упорством, с кровью,
Не опасаясь грязи и трухи.
Он трудится на поприще здоровья,
А я в науке и пишу стихи.

Сижу в болоте, разве не тону,
А захочу на берег протолкнуться,
То сразу слышу – Не гони волну,
Иначе все другие захлебнуться!
А как же быть, когда терпенья нет?
Хоть заржавел уже клинок булатный,
Я так хочу, как будто в туалет,
А туалет теперь повсюду платный.

Куда не сунься, доставай, плати,
А чем платить? В кармане три копейки.
Поэтому и некуда идти,
В болотной жиже, хоть тони, хоть пей-ка.
Но как, хотя бы маленьких побед
Добиться мне с остатками отваги?
Я до сих пор хочу велосипед,
Когда кому-то дарят «Гелендваген».

В моём болоте – кухонный галдёж,
И шеф – дурак, да и жена – мочалка.
И я – не золотая молодёжь,
Как воробей – не сокол и не Чайка.
И пенсия, как брошенный кусок.
Как с ней сегодня почивать на лаврах?
И я, как страус – голову в песок,
Ровесником умерших динозавров.