Инна Фидянина-Зубкова - Поэты людям не пишут. о творцах и романтиках

Листочки сложат живые,
мёртвых схоронят опять,
прочтут стихи над могилой,
стихи тех, кто устал их слагать
в тиши чужих чемоданов,
в гуле лихих поездов.

Память. Вечная память.
И море, море цветов
несут почему-то поэтам —
не героям всех этих войн.

Я устала писать в это Лето.
Поговорим потом.

Думал ли ты об этом,
каким вдохновенным бредом
врывается в мозг тоска!
Одиночество. И глаза
не пропускают мимо
всё, что в них заходило.

Книжные переплёты,
ядерные бои, пехоту
прохожих спешащих,
котов на диванах лежащих,
сов Гарри Потера,
орков, троллей и хоббитов.

Ах, гениального мальчика
поманит редактор пальчиком:
«Пиши свой роман,
я его подороже продам!»
Ты к этому привыкаешь,
к спешке, к деньгам. А знаешь,
мы с тобой очень похожи.

Я поэтесса, ты тоже
болен безумной идеей:
«Я ничего не успею,
старость уже стучится,
роман ещё не случился,
она голой по кухне не ходит.»
– Он блинов моих больше не просит.

Мы выбрали жизнь свою сами:
короткими волосами
думать о длинном пути
в одиночестве. Не подходи!

«Как вы стали поэтом?»
– Помню: не было ни весны,
ни зимы, ни лета,
а лишь кочевая луна
над пашней стояла.
Я в чёрную землю упала
и закричала: – Паши!

«Пиши! – зашумело эхо. —
О наших делах и грехах.»
– Зачем? – пробурчала я,
но всё же перо взяла
и поломала его о бумагу.
Это первая была моя сага.

Сага вторая – жизнь поломатая.
А третья сага занятная,
самая домоседная:
«Здравствуй кошка – соседка моя.»

Вот и всё. Ай выйду ль я в поле,
пройдусь ли ещё по воле?
Закричу! Нет, не буду, я воин,
теперь не больна я, а болен.

Не читала б ты, Инна, книжек,
не стала бы поэтом:
не ходила б тогда за летом,
а ходила лишь за зимою
и во все двери стучалась:
кто-нибудь да откроет.

Откроет и в дом запустит,
накормит и больше не пустит
во все двери стучаться,
а позовёт венчаться.

Счастливое было б время,
если бы ты не читала,
а детей нарожала
и считала у мужа зарплату,
ставила на его пиджаке заплату,
да говорила подружкам:
«У меня есть пивная кружка
прямо из Чехии!»

Вот так веха за вехою
и катилась твоя история,
если б ты не читала Толстого,
Чехова и Ахматову.

А теперь вся душа в заплатах
и больное, разбитое сердце.

Выросли дети без детства,
без детства пошли в институт.
Они там, а ты тут.

Твои дочки книг не читают,
потому что кое-что знают:
нет поэтам на земле места,
поэт – ни жена, ни невеста,
поэт – вечное одиночество.

Так зачем себе портить отрочество?

Её никто не узнает,
её не знает никто.
Нет, она не из рая,
она надевает пальто,
шапочку, белые бусы
и идёт в магазин,
чтобы сказать: «Как пусто!»
или «Пропадом пропади!»

Да, да и тут же исчезнет,
как будто и след простыл.
Она поэт неизвестник,
ей белый свет не мил,
из которого слеплено чудо:
реки, озёра, моря.

Да что же это такое?
«Как пусто!» – мои слова.

Поэты каменных веков.
Я не любила вас за это.
Поэты каменных веков —
политики, а не поэты!

Не муза сдохла. Нет, чиста
рука, стирающая чудо.
И рифма вроде бы проста.
Откуда ж ненависть, откуда?

Я на любви построю храм,
я Русь прославлю до Курил!
Но я ни строчки не отдам
на ваш полузаморский пир.

Поэты каменных веков
мне братьями всегда казались.
Поэты каменных веков
врагами стали. Отписались.

Странные поэты бывают:
про Русь они забывают,
мужик к ним не ходит в гости,
и мы их уже не просим
быть к народу поближе,

потому что всё выше и выше
они над нами взлетают
и про народ забывают.