Array Народное творчество (Фольклор): Легенды Крыма

Редактор Олег Петрович Котельников

Составитель Петр Петрович Котельников

ISBN 978-5-4474-9525-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Завидовали все Фатиме, когда она, первая красавица деревни выходила замуж за первого богача в долине. Все говорили; «Какая славная пара, особенно красива розовощекая, с черными, как сливы, глазами. Сама утренняя заря всю свою свежесть и краски подарила невесте. А, какая свадьба была! Такой богатой свадьбы давно никто не видел. Свадебный мугудек, обвитый дорогими тканями и шитыми золотом юзбезами, окружало более ста всадников. Горские скакуны, в шелковых лентах и цветных платках, обгоняли в джигитовке один другого. Сколько золотых монет было раздарено. Красота и зависть всегда вызывают зависть. Больше всех завидовала невесте бывшая подруга, обладательница черных, как ночь, и глубоких, как море, глаз. Завидовала и сглазила ее. Как только вышла Фатиме замуж, так и пришла болезнь к ней. Болезнь странная какая-то, невидимая. Боли молодая женщина не чувствовала, но чахла изо дня на день. Бледная, щеки ввалились, сил не хватало, чтобы руки поднять.

Звали лекаря лечить, звали муллу читать – не помогло. Возили на святую гору в Карадаг, давали порошки из камня с могилы святого – еще хуже стало.

Высохла Фатиме, стала похожа на сухую-пресухую тарань. А всего-то три года минуло после свадьбы. Это же надо, за три года из первой красавицы в мумию превратилась.

Перестал любить ее муж, дуется, сердится, что больная у него жена; говорит, как подавит виноград в тарпане, возьмет в дом другую жену. А в чем вина Фатиме? В том, что болезнь навалилась на нее?

– Отчего у греков, когда есть одна жена, нельзя взять другую, а у татар можно? – думала больная Фатиме, плача по ночам над своею судьбой незавидной – Отчего у одних людей – один закон, у других – другой?

Плакала Фатиме украдкой, боясь мужа раздражать. Пыталась улыбнуться ему, но лицо само по себе таким кислым становилось, словно лимон съела. А плакала не от боли, а от обиды потому, что знала, скоро привезут из виноградника последний виноград, и придет в дом другая, та самая подруга с черными глазами. Ее ласкать будет Аблегани; она будет хозяйкой в доме; будет обижать, насмехаться над бедной, больной Фатиме, в чулан ее прогонит.

– Нет, – решила Фатиме, – не будет того, лучше жить не буду, лучше в колодец брошусь.

Решила так, и ночью убежала к колодцу, чтобы утопиться. Яркая луна светила, светила и видела, как прячась, чтобы ее никто не увидел, подошла Фатиме к колодцу. Нагнулась женщина над водой и видит там, в глубине колодца, ангела смерти Азраила. Ничего не сказал он, только погрозил ей пальцем, взмахнул белоснежными крыльями, и унесся к небу, на юг. Улетая, ангел бросил ей только одно-единственное перышко от крыла своего. Поймала, прижала Фатиме то перышко к груди своей, стало на душе так легко, как никогда не бывало. Погружалась в сон она, слыша нежные небесные голоса.

Солнце позолотило вершины гор. Спохватились старухи, что нет дома Фатиме, бросились искать ее, и нашли на земле у колодца; в руках у нее было перо от крыла, белее лебединого. Чуть дышала Фатиме. По-всему видно было, что умирает она. Успела только слабеющим голосом рассказать старухам о том, что с нею случилось. Все женщины в селении жалели умершую, а, жалея, думала каждая о том, что и с нею такое может случиться. Заболеет, станет ненужной мужу она. Что сделать, как поступить, чтобы порядок такой изменить? Кому пожаловаться, кого просить? Надо письмо писать, а все женщины в селении – неграмотные. Думали, думали, наконец, вспомнили о том, что дочь эфенди в городе училась, ученою стала.

– Скажи, – спрашивали татарские женщины Зейнеп, дочь эфенди, – где такое написано, чтобы, когда жена больной, старой станет, муж брал новую в дом? Где такое написано?

– Как мужчины захотели, так и написали, – ответила рассудительно дочь эфенди. – Могли написать и не такое, все можно написать…

– Ты, Зейнеп, знаешь письмо, вот и напиши так, чтобы муж другую жену не брал, когда в доме есть одна.

Кому написать? – спросила Зейнеп. – Падишаху? Так тот только посмеется над письмом. Ему наш порядок не нужен. У него, у самого тысяча жен, даже больше…