Array Народное творчество (Фольклор) - Легенды Крыма

Задумались женщины, вздыхая. Но нашлась одна, которая догадалась, что делать нужно, она и обратилась к Зейнеп:

– Скажи Зейнеп, кто оставил Фатиме перо? Ангел. Значит – пиши тому, кто с ангелами беседу ведет. Пиши Пророку. Хорошо только пиши ему. Все будут согласны. Кто захочет, чтобы муж взял молодую жену, когда сама старой станешь? Пиши. Все руку дадим.

– А пошлем как? – спросила дочь эфенди.

– С птицей пошлем. Птица к небу летит. Письмо отнесет.

– Отцу бы нужно сказать, посоветоваться? – проговорила Зейнеп, все еще сомневаясь.

– Дура ты, Зейнеп. Отцу своему скажешь – все дело испортишь. Другое письмо отец твой напишет, против нас напишет…

Уговаривали долго женщины Зейнеп, обещали самую лучшую мараму подарить и, наконец, уговорили.

Села на корточки Зейнеп, положила на колени бумагу и стала писать белым пером ангела письмо Магомету.

Долго писала, хорошо писала, все обстоятельно написала. Молчали женщины, пока перо скрипело, только вздыхали по временам.

А когда кончили – перо само улетело к небу догонять ангела.

Завязала Зейнеп бумагу золотой ниткой, привязала к хвосту белой сороки, которую поймали днем мальчишки, и пустила на волю.

Улетела птица. Стали ждать татарки, что будет? Друг другу обещали, не говорить мужьям, что задумали, что сделали, чтобы те не засмеяли их

Но одна из них не выдержала и рассказала мужу.

Долго смеялся муж; от него узнали другие мужчины, потешались над бабьей глупостью, дразнили женщин сорочьим хвостом. А старый местный мулла стал с тех пор плеваться, женщину завидев..

Стыдились женщины, – увидели, что глупость сделали; старались не вспоминать о письме.

Но мужья не забывали и, когда сердились на жен, кричали: – Пиши письмо на хвосте сороки.

Выросла молодежь и тоже, вслед за отцами, стыдила женщин. Смеялись и внуки. Все смеялись и, смеясь, не заметили, как не стало ни у кого двух жен, ни в Козах, ни в Отузах, ни в Таракташе – ни в одном селении долины. Что случилось?..

Может быть, баранина дорогой стала; может быть мужчинам стыдно стало, может быть ответ пророка на письмо пришел.

Если смотреть на стену крепости Мангупа со стороны ущелья Табана-дере, то можно заметить, что она перестраивалась когда-то. Видны следы позднего вмешательства, По-разному говорят о причинах, доводы в доказательства приводят, а ясности полной нет, как и ни было Говорят, и хочется тому верить, что стена эта была разрушена каким-то богатырем. Пришел он сюда из дальних северных стран, жену себе подыскивая. Донесся и до него слух, что у мангупского князя есть дочь – неописуемая красавица.

Явившись к Мангупу, богатырь, вместо того, чтобы руку, сердце предложить, перед будущим тестем фимиамы воскурить, как этого требовал этикет, в повелительной форме потребовал, чтобы князь показал ему девушку. Князь принял его совсем по княжески: выслал несколько воинов с приказанием принести и бросить к ногам княжеским голову дерзкого пришельца.

Но не знал князь, с кем ему пришлось на сей раз дело иметь, с кем вздумал он тягаться? Богатырь расшвырял кучку воинов посланных, как котят малых, направился к воротам Мангупа и опрокинул их. И этого ему показалось мало, он сбросил верхнюю часть крепостной стены, а вместе с нею засевших там княжеских слуг. Покончив с этим, герой снова потребовал привести красавицу, грозя превратить весь город в развалины. Перепуганный князь вывел свою дочь. Бледная, девушка, дрожала от страха, глядя на разгневанного исполина. Не лучший был вид и у владетеля Мангупа, стоящего с ней рядом..

Осмотрел невесту с головы до ног богатырь, гневные складки на лице его разгладились, глаза лучиться стали, и он, схватившись за живот, громко рассмеялся:

– Вот и верь теперь слухам! О какой красавице говорили, да это же самый настоящий заморыш…

Затем, пожелав девушке такого же тщедушного супруга, как она сама, он, не оглядываясь, быстро удалился.

Пораженный таким оборотом сватовства, князь Мангупа долго стоял, молча, потом покачал головой, и грустный направился во дворец. А когда починяли стену крепости, приказал вырубить на одной из плит надпись, восхваляющую людей сильных и великодушных.

На море на Черном есть остров суровый, скорее даже не остров, а красные скалы на буйном зеленовато-синем водном раздолье. И не велик тот остров, и не видно на острове беленьких домиков. Одно дерево хилое, низкорослое на нем, да небольшие островки кустарника средь низкорослой травы торчат. Нет и тропок хоженых-перехоженных, только одну тропинку можно заметить, проделал ее для себя весенний ручеек в красной глине… А дальше – все мертво и глухо.