Льюис Кэрролл - Охота на Крысь. Перевод в прозе и в стихах Юрия Лифшица

– Поймите же, – робко втолковывал он Бойскотту, – Бобров на борту раз-два и обчелся. Своего Бобра я приручал собственноручно. Было бы до слез жаль видеть его безвременную кончину.

Бобер, случившийся неподалеку, тут же разрыдался, тем самым выражая протест по поводу возможного покушения на свою особу. Даже радость предстоящей охоты на Крысь не могла изгладить в его душе гнетущего впечатления от услышанного. Бобер самым категорическим образом потребовал выделить Бойскотту персональный корабль, иначе он, Бобер, за себя не отвечает. Почуяв недоброе, Буйноглас мигом осушил слезы и решительно выступил против требования Бобра. Оно, дескать, идет вразрез с планами экспедиции.

Свою позицию Буйноглас мотивировал следующими доводами. Во все времена навигация считалась довольно сложной наукой. Трудно управлять даже одним судном, снабженным одним-единственным судовым колоколом. Что же тогда говорить о двух кораблях? И тем более – о двух колоколах? Если бы ему, Буйногласу, с самого начала предложили принять участие в подобной авантюре, то он, скорее всего, ответил бы отказом.

Лучшим выходом для Бобра, вне всякого сомнения, было одно из двух: либо приобрести подержанную кольчугу, то есть поступить по совету Булочника, – либо застраховаться в какой-нибудь очень надежной страховой Компании. Услыхав это, Банкир тут же порекомендовал Бобру заключить на умеренных условиях, а быть может, просто взять да и приобрести сразу два великолепных страховых Полиса: один на случай Пожара, другой на случай Града или иного стихийного бедствия, могущего нанести колоссальный ущерб, если вовремя не застраховаться.

Так или иначе, но всякий раз, когда случалось столкнуться с Бойскоттом, Бобер поспешно отворачивался, всем своим видом выказывая неподдельный и совершенно необъяснимый страх.

Команда превозносила Буйногласа до небес. Еще бы! Он отличался мужеством, выдержкой, благородством, наконец сверхъестественной серьезностью (сверхсерьезностью). Стоило мельком взглянуть на его лицо, и все понимали: такого мудреца свет еще не видел. Он раздобыл безразмерную морскую карту – морскую в полном смысле слова, ибо на ней не имелось ни малейшего следа суши. Карта очень понравилась команде: каждый мог читать ее без посторонней помощи.

«Какая польза от этого Меркатора с его Полюсами, Экваторами, Тропиками, Поясами и всякими там Меридианами?» – говаривал Буйноглас, то и дело срываясь на крик в полемическом задоре. Экипаж дружно отвечал: «Совершенно никакой! Не стоит так волноваться из-за каких-то условных обозначений. Обычные географические карты – так уж они устроены – кого хочешь с ума сведут своими островами да полуостровами. А мы вот не знаем, как благодарить нашего дальновидного Капитана, – продолжали моряки, – ведь он подарил нам самую лучшую карту на свете. Можно сказать, идеальную, поскольку на ней нет ничего лишнего – только реки, моря да океаны».

Подобное единодушие, разумеется, делало им честь. Но вскоре они с изумлением обнаружили: их любимый Капитан, в которого все так безоговорочно поверили, обожал звонить в судовой колокол и только ради этого пустился в плавание. Буйноглас был умен, пользовался всеобщим уважением, хотя его распоряжения то и дело ставили команду в тупик. Скомандует, бывало: «Право на борт! Лево руля! Прямо по курсу! Так держать!» Ну, и как в таких случаях должен вести себя рулевой?

Руль зачастую был перепутан с бушпритом и наоборот, но Буйноглас ничего страшного в том не видел: в тропиках, мол, и не такое случается, особенно когда судно начинает, говоря по-морскому, крысеваться в открытом океане. Главная беда: никто из них не владел искусством кораблевождения, – это обстоятельство сводило с ума и без того расстроенного Буйногласа. При таком положении вещей ему оставалось только надеяться – в частности, на то, что, если уж дует Восточный ветер, судно никуда, кроме как на Запад, не попадет.

Наконец все опасности миновали. Корабль достиг желанной земли. Экипаж принялся выгружать на берег сундуки, чемоданы, дорожные сумки и прочий багаж. Все бы ничего, но береговой пейзаж не особенно радовал взоры моряков: кому понравятся глубокие пропасти вперемешку с высокими утесами? Буйноглас решил поднять дух команды веселыми куплетами, припасенными про черный день. Но не успел он запеть, все, как один, со стоном вздохнули. Больше ничего добиться от своих людей ему не удалось.