Георгий Скрипкин - Жизненные отголоски

За сиреневым туманом тишина,
За сиреневым туманом осень в красках.
Чернобровая девчонка строит глазки,
Ей, мечтательной сегодня не до сна.

Проплывают озорные облака.
Пролетают лебединые напевы.
И не ясно, что в них быль, а что в них небыль,
Что призыв, а что кричащая тоска.

Уводит в осень листопад,
уводит в осень.
А я весеннюю люблю
с глазами в просинь.
А я весеннюю тебя
возьму с собою
И отогреюсь на ветру
твоей любовью.

И будет желтый листопад
любовным ложем.
Захочет дождь нам помешать,
но он не сможет.
Нас будут птицы приглашать
из-за тумана.
И мы уйдем с тобой на крик
к далеким странам.

Туда, где неба синева
резвится в море,
Где виноградная лоза
спешит на взгорье,
Где нас не сможет разлучить
златая осень.
Там будем только я и ты
с глазами в просинь.

Ах, как хочется мне любить,
Ах, как хочется быть любимым,
Чтобы вместе с любимой быть
Мне частичкою неделимой.

Чтобы вместе одним лучом
Любоваться, проснувшись утром.
Чтобы счастье одним ключом
Закрывать от сварливых шуток.

Чтобы пить эликсир любви,
Не спеша уходить из дома.
Чтобы больше не делать вид,
Что горю от чужой истомы.

На верность чувств любовь не стоит проверять.
В глаза любви не стоит впрыскивать сомненья
И с нетерпением копаться в куче мнений,
Пытаясь правду от наветов отделять.

Любовь застенчива, ранима, как дитя.
И, как дитя, она чиста и беззащитна.
Ей нелегко дается проза нашей жизни,
Когда решиться нужно с чистого листа.

Так береги любовь от подлости людской,
Сопровождай ее приветливой улыбкой,
Чтоб сад доверия расцвел под божьим ликом,
И страсть любви писалась нежною рукой.

О, господи! За что наслал мученья
В обертке неоправданных придирок,
В обойме незаслуженных упреков,
Во взгляде, переполненном презреньем.
За что в душещипательных беседах
Любовь моя бесследно растворилась,
Поникли нераскрывшиеся чувства,
Застенчивость сковала мои губы
И сердце, выворачивая ребра,
Пытается покинуть мое тело.

О, господи! Прости мне прегрешенья,
Которых никогда не совершал я.
Позволь стряхнуть словесные оковы,
Неправдою связавшие мне руки,
Найти хотя бы робкую улыбку
Под маской обесцененных страданий,
Услышать ободряющее слово
С акцентом возрождаемой надежды
На трудное, но праведное счастье.
И большего мне, господи, не надо.

Я женщину, под сердцем у которой
Росточек жизни будущей проклюнул,
Боготворю, и нежно воспеваю
Ее порыв, дающий вдохновенье
Не только мне, но каждому живому.
Росточек жизни трепетный и нежный
Еще не виден в женственной утробе,
И только взгляд, светящийся лукавством,
Мне выдает заветное начало.
Он озаряет тихую окрестность
Целебным светом жизненной константы.
Звучит константы эхо в каждой песне.
И вижу я константу в каждом танце.

Я преклоняю перед женщиной колено,
Снимаю шляпу перед женщиною я.
Все в этом мире или временно, иль тленно,
И только женщина – константа бытия.

И только женщина – вершина мирозданья,
Источник мудрости, хранительница грез.
Сегодня милое и хрупкое созданье,
А завтра озеро из выплаканных слез.

А завтра птица, улетающая в вечность
Или виденье, приходящее на миг,
Или застенчивое, тихое: «наверно»,
Или надрывный и настойчивый каприз.

В ее хранилище и нежность, и бунтарство,
Слепая преданность и ревность без причин,
Чуть-чуть открытости, немножечко коварства,
И бездна страсти для обласканных мужчин.

И, без сомненья – это лучшее творенье
Родимой матушки по имени «Земля».
Я преклоняю перед женщиной колено,
Снимаю шляпу перед женщиною я.

Лукавых глаз изумрудный омут,
Младых кудрей золотая россыпь.
Сестра порока и дочь истомы,
Бесценный автор любовной прозы.

Я восхищаюсь твоим искусством,
Мне так приятны ночные чтенья.
В них прелесть веры и боль искуса,
Сплетенье тайны и откровенья.