Инна Фидянина-Зубкова: О том, как богатыри на Москву ходили. И другие былинки

Наконец, у котла приземлилась,
долго в костёр материлась
да чёрта звала лохматого.
И его, конечно же, матами!

Вышел чёрт да спрашивает:
«Чего ты не накрашена?»

Спохватилась тут Ягуся,
обернулась девкой Дусей.
– Так лучше? – и глаз скашивает.

«Да, вечность нас изнашивает, —
бес вздохнул и лоб потёр. —
Тебя чего принёс то чёрт?»

Дуся льстивенько сказала:
– Я без силушки осталась,
дай мне силушку, дружок!

Чёрт открыл в груди замок,
вынул силу и подал:
«Евдокиюшке б я дал
даже сердце и себя.
Бери силу, вон пошла!»

Дуська силушку схватила,
на себя вмиг нацепила
и давай расти, расти!
Выросла из под земли
такой могучей,
как грозная туча.
И стало ей тяжко —
палец распух у бедняжки,
а на пальце кольцо Алешкино.

Топнула Дусенька ножками,
нож достала булатный,
отрезала палец и сразу
в бабушку превратилась,
в маленькую такую. Забилась
под ракитовый кусток,
потому как соколок
уже клевал её в темечко.
И подобрав колечко,
к хозяйке полетел своей
мимо лесов, мимо полей.

Ну а бабушка Яга
тихо в дом к себе пошла
новые козни обдумывать,
чинить баньку, подкарауливать
новых русских богатырей.

А кот-коточек, котофей
сбежал от бабкиных костей
прямо в лес, лес, лес, лес —
ловить мышей да их есть.

Вот и сокол-соколок
колечко лихо доволок,
опустился на окно:
«Тук-тук!» В горенке темно,
хозяйка плачет и рыдает —
своего мужа поминает.

«Ты не плачь, не горюй, жена,
жив, здоров твой муж! На, проверь сама», —
кинул на пол соколик колечко,
покатилось оно за печку.

Полезла Настя его доставать,
а там блюдечко. Надо брать.
Схватила девица блюдце,
протёрла тряпочкой. Тут-то
и показало оно Алешку.
Жив, здоров, с друзьями и кошкой
бредут по лесу куда-то,
лошадей потеряв. Ай, ладно.

– Ах, вы сильные русские богатыри!
Недалеко ль до горя, до беды?
Куда путь держите, на кого рассчитываете,
кому хвалу-похвальбу поёте,
об чём думу думаете,
почему пешие, а не конные? —
старичок-лесовичок, тряся иконою,
спрашивает наших пешеходов.

– Потеряли, батяня, подводу,
и теперь мы не конны, а пешие, —
удальцы поклоны отвесили.

– Знаю, знаю я горе-беду:
подводу вашу ведут
баба Яга с сотоварищами
на старое, древнее кладбище.
Там коней ваших спустят в ад,
и пойдут на них скакать
бабы Ёжки приятели – черти.

– Не видать лошадям смерти!
Что там за сотоварищи?
Мы им повыколем глазищи.

– Кыш, Хлыщ и Малыш ростом с гору.
Я вам укажу дорогу.

Разозлились богатырешки и вдогонку!
Только пыль забилась под иконку
у старичка-лесовичка,
да и то не на века.

* * *

Волен мужик, не волен,
а богатырь тем более.
Бежит дружина
(дрожит аж Инна),
бабу Ягу проклинают,
московских князей вспоминают
недобрым словом:
«Обяжут ль пловом?»

Дошли, наконец, до полянки,
где разбойничье гульбище-пьянка:
Кыш, Хлыщ и Малыш ростом с гору
едят, пьют день который.
Замочки с харчей богатырских скинули,
с вином бочоночки выпили,
и жуткие песни поют.

– Погоди, не спеши, уснут, —
Илья Муромец тормозит дружину. —
А спящих с земельки сдвинем
и быстро опустим в ад.

Час прошёл, и воры спят,
лишь баба Яга у костра
сидит, сторожит сама.
Но с бабой проклятой тягаться —
каково это, знают братцы.

Тут кот-коточек, котофей
вдруг прыгнул к бабке: «Мне налей,
хозяйка, чарочку вина;
сбежал я от богатыря,
устал, замучился совсем,
он бил меня, налей скорей!»

– Черныш нашёлся! – бабка плачет. —
Иди скорей ко мне, мой мальчик,
(а сама совсем уж пьяна»)
попей, лохматушка, дурмана, —
и чарку подносит коту.

Лакает кот, плюёт в еду
какой-то слюной нехорошей.
Яга ест вместе с ним: – Ох сложно
тягаться с духом мужицким!
Напущу на них чёрта побиться, —
вымолвила ведьма, уснула.

Фыркнула кошка и дунула
обратно к своей дружине:
«Берите воров, былинные!»

Богатыри, богатыри, богатыречочки,
нет, не хилы они, яки мужичочки!
И у них хорошо всё вышло:
берут они спящих за дышло,
раскручивают да под землю кидают
прямо в котлы, где варят
черти грешников лютых:
– Пусть и эти уснут тут!